— Больше там ничего нет, — виновато произнес Харт, опуская девушку на землю.
Несколько сенонов, смастерив факелы, ринулись вниз. Девушку окатили водой из какой-то лужи. Она щурилась на свет, растирая грязное лицо руками. После того, как из ямы выбрались искатели сокровищ и подтвердили, что тайник пуст. Половина сенонов разочарованно разбрелась на поиски сокровищ, а остальные, наоборот, воодушевившись любопытной находкой, сгрудились вокруг очнувшейся девушки. Пожалуй, это была самая красивая римлянка из всех, кого мне удалось повидать. Она испуганно озиралась, часто моргала и морщилась от света. Гвидион и Харт склонились над ней, о чем-то расспрашивая.
«Странный народ населяет этот город, — подумал я, — зарывает таких красавиц живьем в землю. Пожалуй, мы, при всей своей отсталости, по сравнению с римлянами куда более рациональны». В чем я вскоре убедился по душераздирающим воплям девушки. К общему гомону присоединился каркающий хохот Бренна.
Я вдруг почувствовал себя ужасно одиноким и усталым, неизвестно зачем заброшенным в этот самый странный город на свете. Огромный и чужой Рим, в домах которого торжественно восседают на тропах старики, по земле вместо тумана стелется песчаная вьюга. Что мне Рим с его сокровищами и красотами, что мне черноглазые римлянки? Золото, как и прочие металлы, меня не интересует, земель, домов и рабов мне не нужно, женщины только усугубляют мою боль. Что я делаю здесь? Ответ был прост. Я повинуюсь Бренну и иду туда, куда он приказывает.
В это время внимание мужчин было отвлечено на более достойные вещи, чем грязная девушка. В просторном храмовом дворе искатели сокровищ все же умудрились найти другие хранилища. И поскольку Харта больше и близко не подпустили к тайникам, то в них обнаружили огромные глиняные кувшины, доверху наполненные золотом. Я вернулся в Храм. Гвидион разжигал там очаг, на котором собирался что-то готовить. Я присел рядом.
— А, Блейдд, ты чего такой хмурый?
Я не успел ответить, Гвидион продолжал:
— Представляешь, у них такая казнь. Они закопали ее живьем за то, что она нарушила обет целомудрия. Вот дикари, а? Она жрица этого храма.
Я видел, что Гвидиону не по себе. Он сооружал над огнем вертел для жарки мяса, но нервничал, и у него ничего не получалось. Я взял у него из рук ветки и нож и занялся готовкой сам. Я думал, что Гвидион расстроен гибелью библиотеки, поэтому ничего не спрашивал.
— Знаешь, — спросил он задумчиво, — почему в этом храме нет статуи?
— Нет, не знаю, — ответил я равнодушно. Храмы без статуй богов были обычным делом, и меня в этом ничего не удивляло.
— Потому что этот огонь и есть бог, вернее, богиня, — Гвидион помолчал и продолжил: — Девушка сказала, что богиню зовут Веста.
Я ошеломленно посмотрел на Гвидиона и отодвинулся от огня.
— Чего же ты испугался? — насмешливо спросил маг.
— Ты всегда такой почтительный ко всем богам, Гвидион, — осторожно произнес я. — Почему же сейчас ты богохульствуешь?
— А в чем же заключается мое богохульство? — Гвидион деланно рассмеялся.
— Но как же можно просто так взять и разжечь божественный огонь от обычного факела. — спросил я, — а потом еще и готовить на нем обед?
— А почему ты думаешь, что я разжег его факелом? Вовсе нет, я все-таки маг и жрец, не забывай, — Гвидион повысил голос. — И разве я не ровня богам, если могу… — на этом он неожиданно замолчал и о том, что он может, я так и не узнал.
Гвидион, расстроенный, как мне показалось, собственной храбростью, надолго замолчал. Я следил за жарящимся мясом и тоже молчал, думая о своем.
Спустя некоторое время Гвидион спросил меня:
— Что с тобой, Блейдд? Может, тебе скучно сидеть с нудным жрецом? Если хочешь, иди к Бренну.
— Как видишь, он отлично справляется и без меня, — ответил я, сам не понимая, почему меня это так расстраивает.
Гвидион улыбнулся:
— Что, тебе приглявулась эта девушка? Нет уж, — покачал я головой, -если я и найду когда-нибудь себе девушку, то только на другом конце земли от Бренна.
Гвидион расхохотался:
— Ты слишком серьезно относишься к жизни, Блейдд, — потом вдруг сам стал серьезным и добавил: — Да и Бренн тоже. Нельзя же всю жизнь мучиться памятью о Моране.
Я почувствовал горький ком в горле. Он произнес ее имя так легко. Я вздохнул и сказал:
— Что же мне делать, если вся моя жизнь осталась в прошлом?
— Ты не прав, -улыбнулся Гвидион, — разве сейчас ты не живешь?
— Живешь? Да вся моя жизнь идет вкривь и вкось! — воскликнул я в сердцах. — Я убил Шеу, моего сородича, ты понимаешь? Разве теперь это можно называть жизнью? Я подлец, убийца, предатель. Почему, объясни мне, Гвидион, почему? Мое племя, король Эохайд, теперь Шеу, кто следующий?
— Ты еще забыл Морану. — глумливо напомнил Гвидион.
— Ее-то я чем предал?
— В ее смерти виновата Гелиона, вытянувшая из нее всю жизненную силу, — жестоко ответил Гвидион.
Я вздохнул и сказал:
— Ну, Гелиону я хотя бы пытался убить. За остальных я даже не пробовал мстить. Почему я всегда чувствую этот горький вкус предательства? Неужели так будет всегда? Скажи, почему так?
— Потому что однажды ты принял неверное решение, — ответил Гвидион.
— Разве я могу сам принимать решения? — возмутился я. — Моя воля уже давно не принадлежит мне.
— Значит, это было еще до того, как ты отдал Гвир.
Я задумался, потом спросил:
— Я не должен был следовать в Антиллу за Морейн?
— Возможно, — Гвидион неопределенно пожал плечами.
— Что бы тогда изменилось? — не понял я.
— Ты бы погиб вместе со своим племенем в битве за Эринир и никогда бы не узнал, что такое предательство.
— Но тогда меня уже не было бы в живых, — удивленно возразил я.
— Да, — произнес Гвидион и улыбнулся: — Ты слишком серьезен, Блейдд.
Я насупился, поняв, что такой важный для меня разговор Гвидион обратил в шутку. Мне хотелось нагрубить ему, заорать, что это он виноват во всех моих бедах. Но я не мог подобрать слов для обвинения, поэтому молча смотрел, как Гвидион раскладывает на полу глиняные таблички, которые он перенес в храм из библиотеки.
В сломанные ворота храма ввалился Бренн со своей свитой. Сразу стало шумно и весело. На божественный очаг установили новые вертела. По кругу пошло вино, в избытке обнаруженное в подвалах заброшенного города.
Ко мне пробрался Харт с расплывающейся по лицу улыбкой и шепотом сообщил: он упросил Бренна отдать ему девушку-жрицу. Красавица была здесь же, она доверчиво жалась к Харту, тревожно оглядываясь на остальных воинов. Поэннинцы были обижены на своего вождя, он не позволил им развлечься с единственной оставшейся в живых женщиной. Но против воли Бренна никто не решился выступить, воины злились, облизывались, но ограничивались лишь похотливыми взглядами в сторону девушки.
Я тоже с интересом разглядывал черноокую красавицу, она была совсем юной. Харт укрыл ее своим плащом, откуда она выглядывала, не в силах побороть любопытство, Я встретился с ней глазами. Они у нее были большими, наивными и испуганными, словно у олененка. Я не выдержал и показал ей выпущенные клыки. Она вскрикнула от ужаса, а Харт свирепо зарычал на меня, Я сказал ему:
— Лучше уведи ее отсюда, не стоит дразнить остальных.
Харт на мгновение задумался, видимо, пытаясь выбрать, что лучше: обладать единственной девушкой в городе или напиться с друзьями. Наконец, решив трудную задачу, он начал проталкиваться со своей красавицей к выходу из храма.
Последующие дни были потрачены на дальнейшее обследование и разорение города. Богатые римские особняки, большей частью одноэтажные, по своей роскоши превосходили дворцы кельтских королей. Прямоугольные и круглые храмы с внушительными колоннами и изысканными аркадами, каменные мостовые, мраморные бассейны и прочее великолепие было не так ослепительно, как в Городе Солнца, но зато более грандиозно и основательно. Одним словом, здесь было много работы нашим неутомимым воинам.