Весной, в апреле — начале мая, в дуплистой колодине или в пустотах между камнями соболюшка приносит двух — четырех детенышей. Маленькие, беспомощные, покрытые короткой белесой шерстью, слепые, с закрытыми слуховыми отверстиями, растут они быстро, через месяц прозревают, а к середине августа становятся почти взрослыми.
Гон у соболей бывает в июне — июле, но развитие зародыша на ранних стадиях замедляется на 7–8 месяцев (латентная стадия). Вновь зародыш начинает быстро развиваться только в конце зимы, когда бывает так называемый ложный гон. Во время ложного гона, в феврале — марте, самцы не спариваются с самками, как думали раньше, а очень оживлены в связи с тем, что начинают приносить корм беременным самкам. Инстинкт отцовства, пробуждающийся в самое тяжелое время — в конце зимы, когда так трудно добыть в тайге корм, обеспечивает благополучное существование самок. Незнание этой особенности биологии было одной из причин, почему долгое время не могли получить потомство от соболей в неволе. Только после того, как удалось установить, что беременность у соболя длится не 35–40 дней, а 9 месяцев и настоящий гон бывает летом, соболь стал объектом звероводства.
Однако звероводство, особенно в отношении соболя, не заменяет, а лишь дополняет пушной промысел. Восстановление численности соболя в Сибири до уровня, который был более 200 лет назад, — одно из замечательных достижений нашего охотничьего хозяйства. Баргузинскому заповеднику в этом отношении принадлежит почетная роль.
К моменту организации заповедника на его территории было не более 20–30 соболей, сохранившихся почти исключительно в верхней части лесного пояса под защитой непроходимого кедрового стланика и многоэтажных россыпей, укрывших последних соболей от охотников. Однако уже к 1934 году число соболей возросло в 6–8 раз, и они широко расселились по заповеднику, но не достигли берега Байкала. Еще через 10 лет соболь занял все лесные угодья Баргузинского хребта и даже те места, где его никто из старожилов раньше не встречал.
Заселив угодья заповедника до определенной плотности, «лишний» соболь стал покидать его пределы. По данным 3. Ф. Сватоша, руководителя заповедника с первого дня его организации на протяжении почти 30 лет, уже в середине 30-х годов ежегодно из заповедника в прилежащие охотничьи угодья переходило около 150 соболей. Таким образом, заповедник не только сберег соболя и служил базой для его изучения, но и был резерватом, обогатившим охотничьи угодья Забайкалья.
Родственных соболю хищников — горностая и особенно колонка — в заповеднике мало. В этом повинен соболь, который не терпит конкурентов и активно изгоняет их. Так, по мере увеличения в заповеднике соболей быстро стало сокращаться число колонков, которые сейчас уже редкость. Горностаи чаще встречаются в гольцовом поясе и в предустьевых частях рек. Очень редки в заповеднике ласка и солонгой. Но следы пребывания росомахи, этого бродяги и разбойника, встречаются не так уже редко. Всю зиму росомаха бродит, преодолевая любые снега благодаря своим широченным лапам. Она преследует диких северных оленей, выслеживает кабаргу или поднимается в гольцы за белыми куропатками.
По тихим заводям рек, богатых рыбой, летом живет выдра. Осенью, когда реки покрываются льдом, а Байкал еще шумит, выдры спускаются к побережью. Но в декабре лед сковывает воды Байкала, и выдра вновь уходит на реки и места, где полыньи остаются всю зиму. Здесь, на перекатах, этот удивительно стремительный и быстрый в воде зверь ловит налимов и хариусов. Быстрая и ловкая в воде, выдра неуклюжа и медлительна на суше, однако на своих коротких лапах может проходить большие расстояния. Используя малейший уклон, зверь делает два-три прыжка и скользит на брюхе. Длинные поволоки на снегу — неотъемлемая часть следов выдры.
Рысь в заповедник заходит очень редко, поскольку в этом районе мало зайцев и нет косули — основной ее добычи в Восточной Сибири. Только зимой, когда Байкал скован льдом, с севера или юга в поисках пищи иногда приходят волки. Проходя по льду, они редко заглядывают в лес, и то только по долинам рек; дальше их не пускают высокие снега заповедной тайги.
Лисица в начале зимы также живет на побережье Байкала и начинает заглядывать в тайгу лишь тогда, когда уплотняются снега. Летом по долинам рек и на берегу изредка можно встретить мышкующих лис, но в заповеднике им живется, видимо, не очень хорошо, и численность их здесь постоянно низкая.
Другое дело — медведь. В Подлеморье он благоденствует, и его можно встретить повсюду: от берегов Байкала до гольцов. Множество кедровых орехов, ягод, сочной травы на горных лугах, насекомых, бычков и их икры в прибрежной полосе позволяет жить здесь такому количеству медведей, которого нет, вероятно, ни в одном другом месте Сибири.
Весной, в середине апреля, когда образуется настолько прочный наст, что выдерживает тяжесть даже медведя, а на елаканах — крутых южных склонах гор — появляются первые проталины, звери поднимаются из берлог. На полянах они отыскивают молодые проростки трав, перезимовавшие ягоды, кедровые орехи из запасов бурундуков, насекомых; иногда, голодая, преследуют лосей.
Через месяц, в мае, медведи собираются на берегу Байкала, где в это время начинается массовый лет огромного количества байкальских ручейников, а бычки подходят на нерест. По вечерам, выходя на берег, медведи бродят по самому заплесу и, ворочая камни, достают набившихся под них ручейников. Насытившись к полуночи, звери уходят в тайгу, но под утро приходят опять и вновь уходят под покров тайги с восходом солнца. В часы кормежки зверей на берегу слышен стук камней, переворачиваемых медведями, с одного мыса можно видеть двух-трех зверей.
В конце июня, когда горные луга богаты сочным разнотравьем, большинство медведей поднимаются по долинам рек в горы, где и кормятся все лето. Сначала они поедают мясистые стебли и листья большетравья, позднее поспевают ягоды и, наконец, кедровые орехи — излюбленный нажировочный корм. В конце октября медведи бродят в поисках места для берлоги и вскоре залегают под большими плоскими камнями или под корнями деревьев.
Среди диких копытных заповедника наиболее многочислен северный олень, но держатся олени небольшими группами по три — пять голов. Летом их постоянно можно встретить в верховьях рек и на перевалах, где они пасутся на горных лугах и любят отдыхать на снежниках или в тени скал. В октябре олени спускаются в таежные предгорья или прибрежные низменности и пасутся по бруснично-ягелевым борам, в кедрово-пихтовой тайге и по болотам. В апреле они вновь поднимаются в горы, обычно по одним и тем же тропам. В это время легче всего можно видеть цепочку северных оленей, каждый из которых, экономя силы, удивительно точно ступает в след впереди идущего.
Лось в заповеднике стал почти столь же обычным, как и северный олень. Однако он появился здесь недавно, придя с севера, с Витимского нагорья. Теперь он заселил уже всю территорию, но зимой большая часть лосей спускается в долины рек таежного предгорья, где не такие высокие снега, много ивняков, березняков и подроста пихты, т. е. основных его кормов. Летом по долинам наиболее крупных рек лоси поднимаются до высокогорных лугов, и здесь можно встретить их следы рядом со следами северного оленя.
До появления лося в заповеднике, лет 30 назад, здесь было много маралов. Однако параллельно увеличению числа лосей исчезал марал, и теперь он стал большой редкостью в заповеднике. Очевидно, марал не выдерживает конкуренции с лосем и уходит через перевалы на восточные склоны Баргузинского хребта, где по-прежнему лося еще немного.
Еще одно копытное заповедника — кабарга. Мэкчака, как называют кабаргу эвенки, живет повсюду. Больше всего ее на прибрежных мысах, обрамляющих бухты Байкала; кое-где живет она и по бортам узких речных долин в глубине тайги. В сильно захламленной, густой, темнохвойной тайге крутых склонов этого скрытного, живущего поодиночке зверя трудно заметить. Только маленькие и острые копытца, оставляя следы, выдают присутствие кабарги.
Вероятно, ни один зверек так часто не попадается на глаза человеку, как бурундук. Любопытный и задорный, он встречает свистом или цоканьем каждого пришельца и провожает его до границы своего участка обитания.