Выбрать главу

— Тихо! — сказал Колесников. — Уголовный розыск.

Шалимова вывели из вагона и повели в комнату милиции. «Вон он какой, Шалимов, я почему-то другим его представлял», — подумал Колесников, крепко держа его руку.

— Да не сбегу я, не бойтесь, — сказал задержанный.

— А чего нам тебя бояться! Ты небось боишься?

— А мне тоже нечего бояться.

— Ну, раз нечего, так иди спокойно и не пытайся руку вытащить, все равно не получится, а если будешь сильно крутить, она сломаться может, — предупредил Колесников.

В комнате милиции во время личного обыска документов у задержанного не оказалось.

— Как фамилия? — спросил Алтаев.

— А вы не знаете?

— Мы-то знаем, но лучше вы нам скажите.

— Шалимов моя фамилия. Значит, Алферов сказал, что еду в Москву?

— Потом разберемся, кто что сказал. — Игорь внимательно смотрел на Шалимова. — Бежали?

— Бежал. Надоело сидеть и бежал.

— Я еще не спрашивал почему.

— Все равно когда-нибудь спросите.

— Спросим, — согласился Алтаев. — Поехали в МУР.

Машина въехала во двор управления. Зимин и Колесников отвели Шалимова в камеру предварительного заключения. Алтаев пошел к Колганову докладывать.

Колганов был доволен.

— Работу организовали правильно. Очень хорошо, что Зимин догадался показать носильщикам фотографию. Дальше вот что будем делать. Дайте в колонию телеграмму, что задержали беглеца. Надо дактилокарту сверить. Это в КПЗ сделают. А вы, Алтаев, возбудите дело по статье 188 за побег из мест лишения свободы и сами ведите расследование. Понятно?

— Понятно. Но может, следователь возбудит?

— Ничего страшного, мы орган дознания, имеем право сами дело вести, вот вы и ведите, заодно и по убийству поработайте.

Алтаев вышел из кабинета Колганова. В коридоре его ждали Зимин и Колесников. Направились к себе. Из-за неплотно прикрытой двери соседней комнаты доносились звуки музыки. Оттуда выглянул Арсенян из второго отдела:

— Привет, орлы! Говорят, бежавшего взяли, заходите к нам, гостями будете! — Он широко распахнул дверь. На столе стоял магнитофон.

— Вы в гости приглашаете по-настоящему? — заулыбался Колесников. — Музыку я вижу, а вот остальное…

— Остальное за вами, вы ведь отличились. А музыку не видеть, а слышать надо, — наставительно сказал Арсенян. — Мы вчера группу взяли: кражи магнитофонов. Интересные есть песни. Гитара просто волшебная.

— Гитару я люблю, — сказал Алтаев, — научиться бы играть на ней! Только слуха у меня нет. Ни одну мелодию не могу запомнить. — Игорь посмотрел на часы. — Ну, давай послушаем немного, а завтра утром засучим рукава и…

28

Утром Алтаев вызвал Шалимова на первый допрос. Отпустив конвой, Игорь представился:

— Старший инспектор Московского уголовного розыска капитан Алтаев. Я буду вести ваше дело о побеге. — Он развернул чистый лист протокола допроса. — Итак, Шалимов Николай Борисович, 1952 года рождения, уроженец Москвы, до ареста проживал… — Игорь заполнил первый лист с анкетными вопросами. — Все пока правильно?

— Все. Но почему пока? У меня вообще все правильно будет. Чего тут скрывать? Взяли чисто, раз я должен был в колонии сидеть, а оказался на Ленинградском вокзале. Чего тут формальности разводить: побег и все, до трех лет вроде полагается?

— До трех, если без насилия над охраной.

— Ну какое там насилие? Пошел из зоны на работу и не вернулся.

О побеге Шалимов говорил очень спокойно. Примерно часа через полтора Алтаев выяснил все подробности и дал подписать протокол Шалимову. Тот подписал, почти не читая, спросил:

— Все на сегодня?

— А что, устали? Нет, еще кое-что есть. Почему же все-таки бежали?

— Я же говорил, сидеть надоело. Всех уже досрочно освободили, а меня держат. В Москву хотел, на прием бы пошел к большому начальству.

— А написать нельзя было?

— В письме того не скажешь, что при встрече.

— Хорошо. А что у вас в колонии произошло перед побегом, какими там вещами они интересовались?

— Значит, это вам я обязан? — вырвалось у Шалимова.

— Нам. Кому же, как не МУРу, убийством заинтересоваться. Не слышали, в 1969 году Семнова убили? — в лоб задал вопрос Алтаев.

— Не слышал. Делать мне больше нечего, как всякие слухи собирать. Вы мне хотите убийство пришить?

— Зачем пришивать, если не вы убили? — Алтаев протянул Шалимову спички. — Так что там с вещами?

— Не хочу отвечать. По закону имею полное право не отвечать.

— Весной 1969 года вы бывали у кинотеатра «Художественный»?

— Не помню. Может, бывал. А кто помнит? Вот вы, например, что делали весной 1969 года?

— Вопросы здесь задаю я, — напомнил Игорь. — А вы — только с моего разрешения. Ясно?

— Ясно.

— Часто бывали в шестьдесят девятом году у «Художественного»?

Шалимов, ссутулясь, смотрел на Игоря:

— Не помню.

— Билетами спекулировали?

— А вы, товарищ начальник? Или нельзя так говорить?

— В колонии говорят гражданин начальник, — ответил Алтаев. — Меня зовут Игорь Николаевич, нам еще много с вами времени придется провести. Так что хотели спросить?

— Я говорю, Игорь Николаевич, поновей вопросы нельзя ли, а то у меня память плохая.

— Вместе будем вспоминать, может, что и припомним.

— Нечего мне вспоминать!

— Ладно, сейчас я конвой вызываю, идите обедайте, думайте. После обеда продолжим.

Когда Шалимова увели, Алтаев откинулся в кресле: «Трудный орешек, сам про убийство говорить вряд ли будет».

В три часа дня, когда его вновь ввели в кабинет, Шалимов сказал;

— Зря, Игорь Николаевич, стараетесь, про убийство в шестьдесят девятом году спрашиваете, не мое оно, а «по нахалке» мне его не дадите все равно.

— Никто и не хочет «по нахалке» давать, доказывать будем.

— Ну и доказывайте, слушаю. Вы ведь мне, а не я вам доказывать обязан.

— Хорошо законы знаете, — заметил Игорь.

— В колонии научат!

— Так спекулировали билетами или нет?

— Не помню, много времени прошло. Говорил же я раньше.

— Это не страшно. Мы еще много раз повторяться будем. Вот выписка из книги доставленных в шестое отделение милиции: «Шалимов — за спекуляцию билетами. Материалы направлены в пятое отделение милиции по месту жительства», — прочитал Алтаев.

— Ну, раз задерживали там, значит, бывал. Много вы копались, наверное, пока нашли, а что толку?

— Про толк будем говорить потом. Вот выписка хозяйственной части исправительно-трудовой колонии, где вы отбывали наказание. Читайте!

Шалимов взял в руки листок.

— Прочли? Ваша мать прислала вам голубой пиджак из вельвета?

— Я этого здесь не вижу. Написано: «пиджак один, ношеный», — прочитал Шалимов.

— Не видите? Вот объяснение матери, что она сама шила пиджак голубого цвета и послала его в колонию. Теперь видите?

— Теперь вижу. Действительно, послала мне пиджак голубой, все правильно.

— А почему в колонии не говорили и бежали после этого?

— Бежал я не после этого, я уже все объяснил, второй раз не буду. А про пиджак забыл, кто о старых вещах помнит?

— А где пиджак?

— Износил и выкинул.

— До ареста ходили в нем?

— Ходил, конечно.

— А весной шестьдесят девятого года ходили?

— Не помню я одежду, в которой тогда ходил. Я же не знал, что через столько лет спрашивать будут.

— Проведем опознание, — сказал Алтаев, хотя знал, что не будет этого: забыла дворничиха приметы.

— Вы, начальник, что хотите делайте, а чужое дело брать не буду.

Разговор так и не получился. Алтаев не рассказывал Шалимову подробных деталей убийства, только спрашивал и спрашивал, пытаясь уточнить обстоятельства дела. Ответы следовали односложные: не помню, забыл, давно было. Отвечал он на разные вопросы по-разному, только на один вопрос Алтаев всегда слышал: «Я не убивал!»

Вечером, отправив Шалимова в камеру, Игорь почувствовал настоящую физическую усталость, все тело ныло, будто целый день таскал кирпичи.