Выбрать главу

Как же первые разы мне было больно падать! Этого не опишешь. Несмотря на то, что первые мои падения были по большей части притворными, боль чуть было не отвратила меня от этой затеи. В борьбе за сокровища пересилила алчность. Ну как можно позволить здравомыслию и амбициям выпустить из рук «ржавье», тем более в такую сумму?

К счастью все закончилось благополучно. Где-то после двадцатого падения я швырнул свое тело о пол совершенно расслабленным и перенес эту операцию довольно сносно.

Само падение человека заключает в себе некоторые исключительные свойства, иногда неподдающиеся осмыслению. Когда ты падаешь случайно это больно. Когда ты начинаешь швырять себя в падение принудительно, мышцы напряжены в камень и тебе тоже больно, и порой эта боль весьма ощутимая. Но с каждым падением организм как-то то ли привыкает, то ли адаптируется к удару о твердую поверхность. Боль как бы уходит на второй план, тело начинает окунаться в падение с более расслабленными мышцами. Если за плечами более сотни падений, то это действо уже в некоторой степени даже комфортно.

Откуда это в человеческой природе? Может на заре зарождения человечества некие существа все время роняли нас о землю или такая была обстановка где постоянно падаешь и падаешь?…

Вот обратите внимание на то, как падают дети. В падении их тело абсолютно расслаблено и орут они в основном просто от страха, что нахлынул на них после падения, если канешь не стукнутся башкой или не исцарапают коленки. А вот взрослые падают иначе. Во время падения они сжимаются в комок, за исключением, если таковой пьян в дыбу. Поэтому, ударяясь о твердь, в напряженных мышцах разрываются капилляры, возникает боль, часто сильная и затем растекается синяк. А у деток и пьяных синяков от падения не так уж в сравнении с обыкновенными. Если обыкновенного столько раз ронять сколько дитятко в течение, хотя бы одной, недели он просто подохнет, и синеть ему уже будет совсем не нужно, потому что удивительный мертвецкий окрас он приобретет уже на второй день своих падений..

Я с гордостью отмечаю, что мое тело приручено грохаться об пол снося все на своем пути и не получая увечий. Теперь остается отточить мгновенную засечку светового зайчика и молниеносно швырнуть тело на пол. Блик-падение, блик-падение…

Итак, мой жизненный цикл стал намного расширеннее за счет появления разнообразных тренировок, так необходимых волчаре-одиночке в поединке за несметное богатство. Один и против всех это не шутка.

Проводя вечера у растопленной печи, сделал неутешительный вывод. Приучая себя кушать жаренное на огне мясо, вдруг обнаружил, что подобную пищу организм более недели не терпит. Первые три четыре приема такой пищи безумно вкусны, последующие просто вкусно, а вот затем просто абсолютно не желаешь это кушать, даже если мясо получилось красиво поджаренным и сочным. На своем собственном опыте пришло убеждение, что одна из древних пыток, когда в камере заключенного кормят только мясом, имеет место и в полной мере оправдана.

Глава 8.

Мое пребывание за городом вопреки моим планам выбраться оттуда после 23 февраля внезапно оборвалось. В ночь 12 февраля случилось загадочное событие, о нем, читатель, позже, и я был вынужден очень быстро ретироваться.

Приготовления к отъезду заняли часа три и, уже на следующий день, шестнадцатичасовая электричка несла меня в родные пенаты. Это ни в коем случае не сорвало мой план поиска кубанских ценностей, а наоборот подстегнуло, да еще как подстегнуло.

В своей квартире задержался я не более часа. Беглый осмотр комнат, душ, кружка кофе, пара звонков, чтобы заказать сауну и в нее родимую. Банил свое истосковавшееся тело я основательно и долго. Только за полночь я обессиленный водными процедурами ввалился домой и, даже не включив телевизор, плюхнулся на горячо любимую тахту. Меня охватил сон. Это, скорее всего, был даже не сон, а какая-то очень приятная и добрая нега. Я не ощущал своего тела, сам я был как нечто невесомое, и меня как бы укутала невероятно приятная субстанция. Спал я крепко и просто «балдел» от этого состояния.

Проснулся я в предвечерье. Некоторое время я потягивался, внимательно прислушиваясь к своему телу. Вставать и думать не хотелось. Очень захотелось секса, то есть не секса в его лучшем понимании, а удовлетворения два месяца терпеливо ожидающей разрядки моей затравленной тренировками плоти.