— Проезд по этой дороге запрещен императорским указом, — сухо проговорил всадник, внимательно вглядываясь в лица нарушителей границ.
— Я купец Мэтью Стивенсен, а это мой слуга Рэд. Ну-ка, кланяйся благородным мессирам, бездельник, — медленно проговорил Эрик, причмокивая после каждого слова, ткнул помощника и заставил склониться в поклоне.
Рыцарь, ведший беседу, повернулся к своему молчаливому соратнику. Тот еле заметно кивнул головой.
— Как оказались тут и почему путешествуете в ночное время? — прозвучал строгий вопрос.
— Мы заблудились, о, добрые сэры. Ни таверны, ни приюта вокруг для бедных странников! — с подобострастием парировал возница, смачно причмокнув, и тупо уставился перед собой. Найджел заметил, что из уголка губ Эрика текла слюна. Всадник выслушал невнятный ответ и заставил своего жеребца сделать несколько шагов назад.
— Видать, старик того, — сказал он напарнику и выразительно покрутил у виска. — Повозку проверить?
Второй рыцарь отрицательно покачал головой. Через закрытое забрало он еще очень долго всматривался в торговца и его помощника, будто что-то вспоминая. Обстановка накалялась, Найджел должен был отвести взгляд, но внутри него все взбудоражилось, и он прямо смотрел на воинов, пока не получил увесистый подзатыльник отмистера Стивенсена. Молчаливый всадник постучал пальцем по луке седла. Первый рыцарь опустил забрало, и оба они продолжили свое путешествие.
Ромашка, испуганная появлением двух бравых рысаков, еще долго вздрагивала при ходьбе и иногда спотыкалась. Мэтью Стивенсен и его помощник Рэд чуть подскакивали на своих местах от каждого, даже самого слабого, шороха и боялись лишний раз повернуть головы.
Мальчик пришел в себя намного раньше возницы. Любопытство буквально разрывало его изнутри, но, глядя на старика, он сдерживал эмоции, как мог. Мэтью Стивенсен, а Эрик играл свою роль очень убедительно, продолжал тупо смотреть под копыта лошади, из уголков его рта все еще текла тонкая струйка слюны.
— Не переигрывает ли он? — ехидно подумал Найджел.
— Не переигрывает, — будто прочитав мысли своего патрона, сказал мистер Барлоу. — Если бы ты только знал, что значат эти кресты, то вел бы себя сдержанней. — На секунду мне почудилось, что это Оуэн. Слава богам, я ошибся! — добавил Эрик себе под нос.
Возница и мальчик переглянулись, а потом молча стали наблюдать за звездами. До сего момента Эрику с трудом удавалось собраться с мыслями. Теперь же весь он сосредоточился на одном вопросе: «Что два всадника с гербом, страшней любых чудовищ, делали в таком захолустье?»
Найджел, сидевший рядом, не думал совсем ни о чем. Он просто осматривал окрестности и наслаждался прохладным ночным воздухом, довольный хорошей развязкой ночных приключений. Вообще, за последнее время он сильно изменился и переносил все тяготы странствий очень легко.
— Вот он — наш настоящий мир. Дымка падает на землю и начинается игра, — шептал голос, но рождался он не в голове, как раньше, а шел глубоко из груди. Там, где взволнованно билось сердце. Мороз прокатился по коже Найджела от этих слов, и он неожиданно вздрогнул. Попрощавшись с мистером Барлоу, мальчик залез в повозку.
Все случившееся заставило его ненадолго позабыть кое о чем очень важном. Этой ночью у него еще имелись незаконченные дела.
Глава 25. Храм Ста
потерянный свет в башне, что выше небесного свода
У дозорных уж такая работа — каждый день всматриваться вдаль. От безделья они, конечно, часто разглядывают и свой собственный нос, хотя сами стражи утверждают, что это особое упражнение для тренировки зрения. Посему иногда их можно пожурить за несерьезное отношение к обязанностям, но обвинять в плохом зрении глупо. Вот и на этот раз один из солдат на северной башне вмиг разглядел всадника вдалеке, и не только его фигуру и цвет лошади, но и пресловутый черный крест на тяжелом доспехе. К Валиону скакал один из кардиналов ордена Ста.
Рыцарь летел стрелой. Привратники возле Северных врат только и сделали, что удивленно проводили его взглядами. Сонный народ, прогуливавшийся по улицам, очумело бросался врассыпную от мчавшегося во всю прыть коня.
Всадник беспрепятственно проехал через третий и второй квартал. Перед ним выросли первые врата. Два стража, обычно останавливавшие каждого, на этот раз поклонились и расступились в стороны.
Мимо проносились площади с разными статуями и дома влиятельных аристократов. Проехав по небольшому саду, всадник оказался на обширном поле, где гуляло стадо лошадей. Вот и, наконец, тяжелые ворота. Как только рыцарь подъехал ближе, плотно закрытая решетка поползла вверх, а навстречу ему вышел камердинер. Всадник кивком поприветствовал вежливо склонившегося слугу и, ловко спрыгнув с коня, передал поводья.
— Накормить, сменить подковы, взнуздать как можно скорей, — бросил рыцарь на ходу, посмотрев на самый верх высокого шпиля, затянутого серыми клубами облаков.
Мерные шаги латных башмаков разносились по широкому коридору. Слабый свет тонкими лучами падал через узкие стрельчатые окна на каменный пол и голые, неприкрытые картинами и гобеленом, стены. Люди, боготворившие храм и считавшие его кладезем всех сокровищ мира, никогда бы не поверил глазам, попади они сюда.
Однако слухи не врали. Главные богатства ордена хранились в потайных залах, скрытых комнатах и библиотеках. Братство сотни лет принимало самое деятельное участие в жизни империи: бессчетные экспедиции, задания и исследования приносили им достаточно славы и пополняли казну. Стоило просто взглянуть на Небесный Шпиль и земли вокруг.
Найти нужную комнату в огромном замке иногда стоило многих усилий и времени, но рыцарь точно знал, куда лежал его путь. Коридор заканчивался большими дубовыми дверями, обитыми блестящим металлом. Сделанные из особенной, ценной древесины, их много лет назад доставили из Дубовой рощи, где мастера-плотники собирали сложную конструкцию по старинным чертежам. Каждую створку везли четыре быка; сложно было представить, сколько работников ставили двери на специальные стальные петли.
Рыцарь остановился и сосредоточился, произнося про себя молитву, после чего расстегнул специальные крюки и снял блестящий шлем. По правилам ордена рыцари скрывали лицо от мира. Истоки древнего ритуала терялись в прошлых эпохах, но соблюдать его считалось священным долгом. Только в храме и, в особенных случаях, за его пределами сто рыцарей могли ходить с непокрытой головой.
Ценители красоты не преминули бы указать на идеальные черты лица этого воина. Длинные волосы, похожие на чуть искрящиеся нити серебра, и печальные глаза цвета утренней лазури делали его лик совсем чуждым для простого смертного.
Вздохнув, он толкнул дверь и, несмотря на огромный вес, она легко распахнулась. Вверх уносила ступени круговая лестница. Нешуточный подъем в немалых пять тысяч ступеней вел в верхнюю залу. Некоторые рыцари и служители проделывали нелегкий путь ежедневно и даже по несколько раз в день, считая испытание за благость.
С каждой минутой домики, видневшиеся в окнах, становились все меньше, а воздух тяжелел. Настал момент, когда из башни открылся вид на всю столицу и земли вокруг, но скоро стены снаружи обуяло марево облаков. Стеклянная смотровая площадка, венчавшая Небесный шпиль, никогда не видела пасмурных дней, дождя или снега, потому что лежала куда выше всяких туч. В непогожие ночи звездочеты ордена забирались на вершину храма, дабы не упустить важных событий на небосклоне.
В углу площадки ютилась почти незаметная дверца. За ней лежала последняя лестница, поднимавшаяся на пик Небесного Шпиля, в комнату света — так называлась малая зала, прямо под самой крышей башни. Преклонив колени, в ее центре молился рыцарь. Трудно было представить себе мужа более достойного или могучего, чем этот воин, бывший настоящим воплощением силы и храбрости. Если бы он попал на площадь, запруженную толпой, то на две, а то и три головы возвышался бы над людьми. Даже во время молитвы он не снял доспехи, которые как две капли воды походили на снаряжение всадника.