Гигант подавлял и потрясал не меньше, чем его брат при первом знакомстве. Но теперь он не был непонятным исполином, я кое-что уже узнал о нем, мне стали известны даже его слабые, уязвимые места. Михаил Павлович сказал по поводу их:
— У здорового человека в пятке заноза. Заноза, быть может, в одну стотысячную его веса. Но человек-то хромает.
Мы начали восхождение по гулким трапам и лестницам. Сквозь скользкие от дождя перекладины под ногами проглядывала пропасть. Желтые таблички предупреждали о смертельной опасности высокого напряжения за дверьми и заслонками: здесь, рядом, пожиралось моторами столько энергии, сколько берет целый город.
Перед этой поездкой я проштудировал учебник горного дела, разглядывал схемы и таблицы. Одна фраза из учебника всплыла в памяти очень отчетливо: «В вязких, мокрых грунтах роторные экскаваторы имеют худшие показатели, чем многоковшовые цепные». Всплыла же она потому, что легкое рабочее подрагивание гиганта вдруг прекратилось, и Михаил Павлович Покушалов уверенно прокомментировал:
— Опять они налипли.
«Они» — это, конечно же, вязкие, синеватые глины, размокшие от дождя.
Добрались до кабины. Рядом замерло колесо величиной с цирковую арену, только поставленную вертикально. Блестели зубцы, ковши-черпаки были нацелены в обрыв.
— А-а, опять наука, — чуть фамильярно произнес человек, сидевший в кресле, и вопросительно покосился на меня. Но не успел я представиться, как «наука» завела с машинистом свой разговор.
Дело в том, что недавно на колесо при участии института поставлены дополнительные ковши. Предполагалось, что, рыхля породу, эти ковши изменят динамическую нагрузку, и экскаватор, в частности, будет гораздо меньше вибрировать, а, следовательно, дольше прослужит. «Наука» спрашивала машиниста о рабочем режиме, о температуре масла в редукторе, о том, как срабатывает тепловая защита. Выяснилось, что защита срабатывала до восьми раз за смену, вибрация же, по словам машиниста Алима Ивановича Полторака, «изменилась в лучшую сторону».
Загудел сигнал телефона. Звонил оператор.
— Галя! Грузим? — спросил Полторак и, получив утвердительный ответ, скомандовал себе:
— Поехали!
Колесо дрогнуло, ковши его начали снимать стружку глины. Казалось, медленно поползла вверх кабина. Но это рядом опускалось колесо, вгрызаясь в отвесный борт карьера.
— Беда с глиной, — пожаловался Полторак. — Чуть больше дашь на конвейер — хнычут по рации: слипается, проклятая!
Полторак на роторном второй год, до этого работал на гусеничном, восьмикубовом. Окончил курсы, стажировался на «Михайловке I». На роторном интереснее, но труднее, «чувствуешь за спиной» восемь километров конвейеров, по которым порода идет к отвалообразователю.
Мы направились вдоль этого потока. Поднялись на переходный мостик, перекинутый над конвейерами обеих «Михайловок».
Картина впечатляющая. Параллельно мчатся по роликам две ленты конвейеров. Скорость — пять метров в секунду. На одной охристо-желтые суглинки, на другой — синие глины.
И на обеих в потоке грунта переваливаются, подпрыгивают, как циркачи на батуде, здоровенные глыбы. Когда это глина — не так страшно. Гораздо хуже, если акробатику начинает обломок скалы, да еще с острыми краями: они режут завесу из толстой резины в пунктах перегрузки, портят ленту конвейера, сбивают ролики, по которым бежит лента.
Виталий Иванович Шмигирилов как раз и воюет с ними во всеоружии науки и практики. Он приехал на КМА в 1959 году с дипломом горного института. Начал мастером, был начальником участка, наконец, главным инженером рудника. На научную работу перешел лишь в 1971 году. Ему ли, вчерашнему производственнику, не знать на собственном опыте, сколько хлопот приносят глыбы-прыгуны!
Пока еще рано бить в литавры. Но лабораторные проверки установки, которая выбрасывает опасные глыбы из потока грунта, закончены.
— Если хорошо пройдут промышленные испытания, будем знать, что не зря едим хлеб, — замечает Шмигирилов. Он-то верит в успех, но последнее слово — за производством.
Поговорив о кампях, завели разговор о грязи.
В прошлом году роторный комплекс останавливался из-за ее налипания на ленты сотни раз! Иногда всего на несколько минут. Однако во что обходятся эти минуты для такой махины!
— Но это только видимая часть айсберга, — сокрушается Михаил Павлович Покушалов. — Главная — под водой. Остановки нарушают весь ритм. Очищающие устройства комплекса не справляются с вязким грунтом. Часть оставшейся грязи попадает под конвейер. А просвет там небольшой, только для лопаты. Бывает так, что к делу привлекают даже счетных работников. Как говорится, «контора закрыта, все ушли на комплекс!».