За окнами диспетчерской хохот, возгласы: рабочие парни идут мимо к центру города, на гуляние в парк. Пусто в управлении комбината. Радио разносит праздничную московскую передачу. А диспетчер — на посту, передает распоряжения, записывает, кого-то поздравляет, кого-то поправляет, заносит последние данные в графы сводки, беспокоится, что долго нет машины, которая увезла музыкантов и где-то застряла. Время уже к обеду, всюду накрыты праздничные столы. Не тоскливо ли Алексею Григорьевичу сидеть тут целую смену? Ведь отработал же свое с лихвой.
Малыгин вздохнул, сердито постучал пальцами по столу:
— Говорят: «Чего тебе не хватает? Пенсия у тебя — дай бог, горняцкая. Разводи сад, рыбалкой побалуйся». А я говорю: в чем тогда у меня смысл жизни будет? Ведь я всю жизнь в работе. Только на войну перерыв был. Начал подле Смоленска, в артиллерийском полку, дважды выходил из окружения. Первый раз ранили меня в боях под Москвой. Воевал и в наших местах, на Курской дуге. Отсюда дошагал до Польши, участвовал в ее освобождении, там был ранен вторично. Вернулся на КМА инвалидом войны. Вот так…
Он покачал головой, задумался. Вспыхнул глазок на пульте.
— Диспетчер Малыгин. Привет, Иван Тихонович. Десять и четыре, семь и три. Железнодорожники? Нормально. Тоже нормально. Спасибо. И вам счастливого праздника.
Аномалии и закономерности
КМА. Даже людям старшего поколения три эти буквы знакомы со школьных лет.
Временами они мелькали в заголовках на первых страницах газет. Строки Маяковского, которые напомнил диктор на демонстрации в Губкине — это ведь еще 1923 год. А некоторое время спустя сообщения о КМА переместились в петит хроникальных заметок.
Порой вокруг Курской магнитной аномалии поднимался шум, бушевали страсти. Затем начинался спад, отбой. Так было не раз — от торжеств по случаю открытий руды и первых плавок до резкого сокращения работ, даже консервации. Могло показаться, что уже давно пора было бы нам вовсю черпать несметные богатства Курской магнитной аномалии, но что тут мы чего-то недоучли, что-то упустили.
Такое ощущение было и у меня до тех пор, пока в 1971 году я не увидел своими глазами рудники Знаменитой аномалии и не поговорил со знающими людьми. Мы ведь избалованы стремительностью темпов последних пятилеток: вчера открыли большую нефть Сибири, сегодня ее уже гонят по нефтепроводам. А с курской рудой — длинная история, уходящая корнями в минувшие столетия. Долго не могли найти ключей к кладовым КМА или просто не было нужды до поры до времени брать эти сокровища?
В поисках ответа я обращался к практикам, работающим сегодня на КМА, и к страницам истории, притом не самым давним, не к XVIII веку, когда академик Иноходцев заметил аномалию земного магнетизма под Белгородом, а занимавшаяся горным делом Берг-коллегия исследовала присланные купцами образцы руды. Меня больше интересовала завязка по-своему драматического узла событий, смена самых радужных надежд горькими разочарованиями. Это уже рубеж нашего века, время особенно деятельного предпринимательства российского капитализма, хищного, жадного, по-кулацки цепкого, пустившегося было догонять Европу.
Железнорудное дело юга России дает огромные прибыли. И вот на исходе 1897 года в Курском губернском собрании свой, курянин, воспитанник семинарии Попов, ставший не священнослужителем, а метеорологом-астрономом, вместе с приезжим москвичом Лейстом утверждали: странное, аномальное поведение магнитной стрелки — результат воздействия скрытых в недрах богатых железных руд. Названа цифра: 225 миллиардов пудов.
Так значит — огромное богатство под ногами, под пашней, под редкими грачиными перелесками, под убогими деревеньками, под липовыми аллеями старинных дворянских усадеб! Богатство, превышающее залежи сказочной шведской Кирунаваары!
Началась спекулятивная горячка с арендой и покупкой земель. Журнал «Нива» сообщал о наплыве в губернию «разных агентов для заключения с землевладельцами условий по эксплуатации воображаемых богатств».
Доморощенные курские рудознатцы раскупили в городе все компасы: «железная лихорадка» побуждала к поискам, колебания магнитной стрелки, казалось, заключали в себе намеки на благосклонность переменчивой фортуны. В счет будущих несметных прибылей помещики перезакладывали имения и катили в Париж. Горный инженер Дитмар, человек трезвого, практического ума, писал, что магнитная аномалия вызвала аномалию душевную. Дошло до умопомешательства: некий свихнувшийся помещик не мог минуты устоять на ногах: валился на пол, крича, что подземное железо притягивает его с неодолимой силой…