Аргуст же подумал, что общаются тени между собой и со своими слугами посредством мыслеформ. Он получил отличное образование, в том числе по основам магии. Призраки читали образы, направляемые сознанием говоривших с ними, и сами посылали образы-приказы, передавая другим свою волю. Древнеимперский язык был тут ни при чём, чтобы ни утверждал старик.
Лишь бы они не могли так же легко залезать в чужые мысли! — взмолился маэдо, пока им давали время чуть пообвыкнуться.
Хранители катакомб, их пустовавших тысячелетия туннелей, где не желала обитать и малейшая мышь, их отравленных сокровищ, зависли перед людьми, один из которых (слуга) дрожал, а второй (меченный) продолжал смотреть прямо, пусть и давалось ему это с трудом.
Второй произнёс, вернее провозгласил:
— Я не боюсь вас! Ваша дрянная магия бессильна против меня!
Ты будешь с нами, потомок, — раздался в голове Аргуста сухой бесцветный голос. Скрип старой половицы. Шёпот сквозняка в заброшенном доме. — Не противься и ты неумрёшь.
— Прочь! Прочь! — Маэдо обхватил ладонями виски, сжал, словно пытаясь выдавить из своих мыслей «чуждое».
Не противься. Ты будешь править. Твоя кровь взывает к тому. Но ты отвергаешь Его. Небесному Дару это неважно. Он возьмёт тебя.
Картины в голове — их угрозы, их обещания:
Бесконечная боль, рвущая тело на части; адские муки — алый, кровоточащий закат во всю ширь горизонта — выжженная пустая земля под слоем тёплого пепла, над которым торчат лишь мёртвые остовы деревьев, убитая пустая вода без волн, без движения, пустое небо в грязных разводах сажи — белый занавес. Всё. Конец… Или: сотни сотен преданно взирающих глаз внизу под тобой — БОГ, ты почти БОГ — целый мир у ступеней твоей пирамиды, смотрит, ждёт — бери и делай с ним, что пожелаешь, — нет, сначала, что велят ОНИ, а потом, что пожелаешь. Но велика ли разница в сравнении с полной белизной?
— Лучше смерть, чем рабство!
Образы пропали. Аргуст по-прежнему крепко сжимал виски, и он вновь видел подземный храм. Его отпустили, сочли бесполезным для убеждений. Шатало, но падать он не собирался. Призраки вернулись к постаменту. Плывущие по воздуху клочья. Древние, древнее самих этих расписанных стен. Где-то подвывали карлы. Зверьё, до которого никому не было дела.
…Сияющие камни алтаря казались Юлиану заполненными ярящимся пламенем, бьющимся в своей кристаллической клети. А ему так хотелось вырваться на волю. Стражника Троица словно бы не замечала, он интересовал их в гораздо меньшей степени, нежели дальний потомок. Вот и хорошо, вот и пускай. Перстень в кармане наливался тяжестью и явственным жаром. Или ему это чудилось? Юлиан старался не думать о том.
Аргуст также подолгу не задерживался на какой-либо одной мысли. Дробил их на отдельные обрывки. Его ещё знобило. Не от усталости, а от нахлынувшего возбуждения. И ненависти! Сам того не осознавая, он исподлобья, едва не рыча, взирал на Хранителей. Только на них и ни на что иное.
— Друзья, прошу вас — одумайтесь! — Мэтр Кроули как-то несмело подступил к маэдо. Глаза его ввалились, нос заострился, вовсе став похожим на костяной клюв, руки висели плетьми. Весь пыл, с которым он накинулся на пленников, узнав о пропаже их стражи, ушёл. Осталась только немощь пожилого человека. — Этой ночью Высокие даруют силу своим верным соратникам. Близится час Свершения! Мы так стремились успеть к нему.
— И мы успели, — Аргуст скривил кровоточащие губы.
Мэтр запнулся. Потом всё же договорил:
— Высокие милосердны. Пожалуйста, Аргуст. Твоя кровь может противостоять влиянию Дара — но не при полной луне! Это будет нелепая жертва. Заклинаю тебя, стоя на коленях…
— Уйди, — маэдо не взглянул на и впрямь опускающегося на колени мага. — Наши смерти лягут на твою совесть, старик. Впрочем, парой больше, парой меньше, какая разница.
Мэтр Кроули умолк. Медленно поднялся с пола и, еле влача ноги, отошёл в сторону. Он сдался. Теперь сдался.
Юлиан тайком оглядел пространство зала, внутренне всё сильнее напрягаясь, как тетива взводимого арбалета. Боялся ли он? Да. Но то был страх риска, а не страх неизвестности. В этот раз они сами готовились «напугать» весь здешний сброд. Если, конечно, Аргуст знал, что делал. Иначе… иначе просто не существовало. И он запретил себе думать и об этом тоже.
Сейчас начнётся. Ну, Господь-Бог, не отвернись от нас.
— Ступайте вперёд, — велел старик. — Не упорствуйте. Тогда вам… не столь… Нет, я не могу на это смотреть.
Мэтр Кроули отвернулся. Замаранный балахон висел на нём, как на покосившемся огородном пугале. Шумно сопя, подступили карлы. Острия пик упёрлись в людей, вынуждая тех пошевеливаться. Уж эти никаких терзаний не испытывали.