Нам самим предлагают взойти на свой эшафот. — Лицо маэдо сохраняло каменную холодность.
Они с Юлианом обменялись быстрыми взглядами. Принц не кивнул и не подал какой-либо иной знак. Ещё было рано.
Пульсации пробегали по полированным краям кристаллов через строго выверенные интервалы, подчиняя себе сердечный ритм. Уже не ослепляя, а скорее успокаивая и убаюкивая. Мысли погружались в их размеренность. Хранители расположились по другую сторону алтаря, наблюдая за людьми сквозь его сияние. Троя, всегда троя, ожидая, когда непокорные приблизятся. Они не торопили. Вечность учит терпению.
Пленники встали, не дойдя до постамента нескольких шагов. Они смотрели на огонь, клубящийся внутри кристаллов. Не моргая. Из уголка приоткрытого рта Юлиана свесилась тонкая нить слюны.
Гранёная клеть крепка, и как же огню хотелось сломить её.
Карлы остались позади. Подступать к Источнику им не дозволялось. В обращение недомерков необходимости не было, эта ветвь сохранила память крови. Но скоро Высокие позаботятся о том, чтобы их разросшийся и изменившийся народ вновь сделался единым. И верным.
Кристаллы в пирамиде лучились. Вспыхивали и мягко угасали. Сияние поднималось звенящим изумрудным приливом, бежало сквозь полупрозрачную твердь, чтобы спустя мгновение отозваться малахитовой зыбью и развеяться лёгкой дымкой. Снова и снова. Плавно затягивая в трясину своей мучительной прелести.
Мы ждали, — бубнил безликий голос. — Расположение звёзд и планет. Конец — это начало. Время непрерывно, неизменно, но изменчива материя. Хозяйка вновь наполнила Источник. Мы вернулись. Мы поведём вас. Вы будете счастливы.
Картины перед глазами:
Свет мириада звёздных крупиц в бархате ночи — вспышка на лунном диске и серебряный дождь — блеск золота, а, может, солнца в зените — и его заслоняет тень — колдовское пламя, они горят в нём — боль! — гнилостный сумрак забвения — долго, так долго, почти вечность… — но восход нового солнца — нет, Луны, огромной круглой Луны, что накроет собою весь мир — и днём и ночью, всегда лишь Она — теперь вечность, вечность в объятиях Хозяйки…
— Я не слушаю вас! Всё это морок! — Аргуст продирался сквозь заполнившую голову муть. Где храм, где алтарь? Где он сам? Перед ним горел колдовской костёр, а всё прочее поглотил туман. Он не знал, где он. Туман вязкий и липкий. Он заблудился в тумане. Над ним потешались, с ним играли. И Луна с трупными пятнами на жирных щеках хохотала над ним свысока. Он был мошкой пред её великанским взором. Луна-пожирательница. Нежить. Луна могла сдуть его как пылинку… — Я низвергну Тебя!
Неимоверным усилием, так что затрещали мышцы шеи, он заставил себя отвернуться от столь близкого сияния. Опустил хлипкие створки век, отгораживаясь от него. Но и под опущенными веками продолжало биться пламя. Только это пламя уже не было чуждым — оно было его собственным. Дар императорской семьи. Пусть исток у столкнувшихся чародейств изначально и являлся общим, служили они разным владетелям.
Морок и порождённое им бессилие чуть отступили, оставляя за собой жар. Туманная мгла в голове поредела. Жилы тела и гораздо более тонкие жилы души рвались, обугливаясь и извиваясь. Его потаённое «я» взмолилось о пощаде, которую он не мог себе позволить. Принц крепче стиснул зубы.
Не противься потомок, не приумножай своих мук.
Голос не умолкал. Аргуст не смотрел на кристаллы и не слушал их шёпот. Если бы он мог, он бы упал. Но ему позволили лишь корчиться стоя. Он боролся. Его рот раздирал немой вопль. Он был сыном своего отца и до чего же тот ненавидел проигрывать, будь то военное сражение или ежедневная партия в шахматы.
Призраки беспокойно заколыхались по другую сторону алтаря. Камни вспыхнули с возросшей яркостью. Но Аргуст уже вернул всласть над своим телом. По крайней мере, на какое-то время.
— Юлиан, дай мне его! Сейчас!
Он различал стоящего рядом солдата. Он закричал ему. Хотел закричать. А издал едва слышный стон. Тогда Аргуст попытался встряхнуть напарника, что зачарованно взирал на алтарь (он тоже заблудился, понял маэдо). Его рука взметнулась и опала.
Нет… Только не это!
Стражник сам стал поворачиваться к нему. Закатившиеся глаза явили сплошные белки. Он реагировал на голос — значит, всё же слышал! Но понимал ли хоть что-то?
…Юлиан потянулся к карману на своих штанах. Болотная топь затягивала. Он погружался в неё. Почти ничего не осознавая, он находился уже под её поверхностью, опутанный водорослями, но он ещё барахтался. Он должен был кое-что сделать.