Теперь в казарме их жило семеро. Сопля и Барсук сорвались со Стены, когда пытались с бочонком подойти к Разрушителю. Второй парой Догвиль отправил Лаптя с Юлианом — им повезло больше. Так что, они имели полное право выпить. Помянуть товарищей, которых схоронили на следующий день после битвы в общей могиле на всё расширяющемся погосте, и порадоваться, что уцелели сами. Дело понятное. Но зачем же так орать!
То, что в тот вечер и добрую половину ночи к ним не заявился взбешённый устроенной гульбой сотник, стоило отнести к разряду подлинных чудес, которые изредка, но всё же случаются.
Между тем, Медвежий Угол перешёл в состояние повышенной боеготовности. Равно как и Бермонд, из которого некоторые вовсе предпочли уехать от греха подальше, собрав пожитки и погрузив семьи на телеги. Другие ж напротив, взялись помогать стражникам заделывать повреждения у крепости и Стены. Без их защиты при следующем нападении город был бы обречён.
Новую атаку великанов все ждали, как нечто неотвратимое.
Распоряжением коменданта отменялись любые отпуска и отгулы. Стражники целыми днями торчали в дозорах на верхотуре, либо выходили за Стену, расчищать прилегающую территорию. Солдаты бранились, но втихомолку. Каждый понимал серьёзность положения и не желал навлекать на себя гнев без того взведённого начальства. Прежняя скука с всегдашним бездельем вспоминались теперь с грустью, как светлое безвозвратно ушедшее время.
Прибывшее подкрепление предпочитало держаться особняком. Стражники лишь изредка пересекались с кем-то из рыцарей Розы, не говоря о том, чтобы завести близкое знакомство. Похоже, гостям на сей счёт были даны определённые указания, и те их строго придерживались. Да и не сидели они в городе, постоянно находясь в разъездах вдоль Стены. А вот дальние дозоры из самой крепости прекратились, что выглядело, по меньшей мере, странно.
Две группы разведчиков, ушедшие в пустоши сразу после нападения, пропали бесследно. Хотелось верить, что их задержало обилие сведений, которые следовало собрать, а ни что-то ещё. Нервозности добавляли и дурные вести, якобы приходящие с соседних крепостей. Судя по ним, древни атаковали Стену сразу в нескольких местах. И если даже вблизи самих крепостей гарнизоны худо-бедно отбились, то как обстояли дела на промежуточных участках, приходилось только гадать. Этим все и занимались. Начальство играло в молчанку и никаких действий, кроме укрепления собственной обороны, не предпринимало.
Один за одним сменялись так непохожие друг на друга, особенно здесь на севере имперских земель, последние летние деньки. Погода делалась изменчивой. То моросил дождь и небо сплошь застилали тучи, отчего в мире царила невыносимая тоска, а назавтра светило солнце и тёплый ветерок развевал стяги на шпиле комендантской башни. Но такое бывало всё реже. Кружащее над крепостью вороньё голосило по утрам как безумное. Лето уступало осени, а это обещало в скором прибавление трудностей.
Уснут ли великаны с приходом холодов, как обычные деревья? Подобные предположения звучали. Подобные и куча других.
За ежедневными заботами незаметно пролетели две недели.
Новых нападений, вопреки всем опасениям, так и не случилось. Древни более не появлялись, не видели их и на подступах к Стене. А затем вернулись Сумеречные Совы, живые и невредимые, с известиями, что великаны предпочитают теперь околачиваться не поодиночке, а группами, но всё это дальше в Пустоземелье.
От души отлегло, и народ начал потихоньку успокаиваться.
Было страшно. Было и прошло. Теперь будет, что вспомнить зимними вечерами за кружкой пива в «Берлоге»!
…Очередным ничем не примечательным серым утром вместо положенной смены дежурства Юлиану было велено явиться к коменданту. Да, да — к самому. Без оружия, но в опрятном виде. Передавший распоряжение Лапоть сразу умчался по каким-то срочным делам и с чего вдруг такая неожиданность, вызнать у него не удалось. Он и сам, похоже, ничего толком не знал.
Юлиан обменялся с Лопухом удивлёнными взглядами. После чего начистил сапоги, причесался и отправился на встречу с высоким начальством.
8
За те три года, что он состоял в гарнизоне Медвежьего Угла, Юлиану ни разу не доводилось иметь с его комендантом личных бесед. Все распоряжения сверху до них доходили через сотников, господин Швабрю оставался фигурой совершенно сторонней. Так что о причинах внезапного интереса к своей скромной персоне он не догадывался, как ни ломал голову.