— Мне, милорд?
— Да. Пойдемте со мной. — Он направился к двери напротив той, в которую она вошла.
— Куда мы идем? — Люсинда едва поспевала за Уонстедом.
— Поспешите, — бросил он через плечо.
Сгорая от любопытства, Люсинда подхватила юбки и побежала за ним по коридору, увешанному портретами в жестких гофрированных воротниках времен Тюдоров или в струящихся кружевах времен Стюартов; был среди них и некто сурового вида в черном с ног до головы. Без сомнения, сторонник Кромвеля.
Уонстед исчез в конце коридора, соединявшего дом эпохи Тюдоров с более новым крылом. Запыхавшись, Люсинда спросила:
— Что…
— Сюда. — Он распахнул дверь в одну из комнат. Это спальня? Люсинда попятилась.
— Извините, милорд, но мне пора домой.
Он заглянул в комнату и перевел взгляд на Люсинду.
— У вас слишком богатое воображение, миссис Грэм. Люсинда почувствовала, что краснеет. Неужели он догадался, что после пикника она только и мечтает о том, чтобы он снова прижался к ней всем телом? Знает ли он, что она была разочарована, поскольку ей показалось, что его поцелуй был не таким страстным, как ей хотелось бы. Люсинда бросила на него сердитый взгляд и вошла в комнату, прижимая к груди книгу — единственное средство самозащиты.
Люсинда огляделась. Кровать под пологом занимала один угол комнаты, в другом углу стояли дамский туалетный столик и табурет.
— Что вы хотели мне показать? — едва слышно спросила она.
— Мне хотелось бы устроить в этой комнате новомодный ватер-клозет и ванную. Что скажете?
— Ванна должна быть большой. Глаза Уонстеда почему-то блеснули.
— Надеюсь, достаточно большой, чтобы в ней могли поместиться двое.
Люсинда представила себе лорда Уонстеда в ванне, и внутри у нее вспыхнуло пламя, справиться с которым она не могла. Она постаралась, чтобы голос у нее звучал ровно, а мысли сосредоточились на предмете разговора.
— Но, насколько я понимаю, это спальня графини. Вы собираетесь переделать ее?
— А почему бы и нет? — Он прошел мимо нее и остановился в изножье кровати. — Ведь у меня нет жены. — В голосе прозвучали нотки радости, — Кроме того, — продолжал Уонстед, — комната большая — эта комната вполне годится для двоих. — Уонстед неожиданно привлек ее к себе. — Что скажете?
Жар его тела согревал ее. Голову туманил запах лимона и лавра. Люсинде хотелось припасть к его плечу, отдаться под защиту его мужской силы, открыть сердце и душу этому неожиданному дару — чему-то замечательному, что происходит в ее жизни.
Она прижала ладони к его груди и не могла отвести глаз от его губ, обещающих райское блаженство.
— Пустите меня, прошу вас, милорд.
— Вы все-таки боитесь меня, миссис Грэм? Не думал, что вы трусиха.
Что-то резкое в его голосе заставило ее замолчать, а его способность читать ее мысли показалась устрашающей. Но в глазах его была одна только доброта.
— Я должна счесть вас дерзким. Это нечестная игра, милорд.
— Зовите меня Хьюго. Вы счастливы?
— Скорее да, чем нет, милорд.
— Хьюго. — В его взгляде не было ничего угрожающего, но он не отпускал ее. Люсинда поняла, что он хочет ее.
И, помоги ей Бог, она тоже хочет его всеми фибрами своего существа. Никогда в жизни она не испытывала желания такой неопровержимой силы. Сердце билось, чувствуя одновременно волнение и страх. От все охватывающего желания согласиться во рту у нее пересохло, в груди заныло. К счастью, здравый смысл возобладал.
Его тяжелый вздох раздался в тишине.
— Вы, конечно, остаетесь верной вашему мужу? — Его мягкий баритон соблазнительно понизился. — Но ведь он, без сомнения, хотел лучшей жизни для своего ребенка, чем жизнь в стесненных обстоятельствах?
Он, конечно же, заметил скудную обстановку в ее доме, ее скромный образ жизни и вышедшие из моды платья. Это предложение представляло финансово обеспеченное будущее без всяких обязательств плюс утешение в его объятиях. Перспектива показалась ей весьма соблазнительной. Но если об этом когда-нибудь узнают ее родные… Или если Денби выяснит, где она живет… Но сейчас она могла думать лишь о руках, обнимавших ее, и мечтать о ласках.
Но если она согласится, если отбросит осторожность, понравится ли она ему как женщина, или он отвергнет ее с презрением?
— Я не могу, — сказала она. Он отпустил ее и отошел.
— Опять вы заставили меня позавидовать вашему мужу, Люсинда. — Он внимательно всматривался в нее. — Почему? Я знаю, вас влечет ко мне. Если не ваши слова, то ваши поцелуи говорят об этом. Почему бы, не обменять одиночество на то, что мы можем дать друг другу?
Между ними лежит слишком много лжи. Она заговорила о правде, отрицать которую он не мог:
— Вам нужны жена и наследник. Я не хочу вам мешать.
Хьюго повеселел.
— Если это единственное препятствие, оно улажено. Я не принадлежу к тем мужчинам, которые нарушают супружеские обеты. Я не собираюсь жениться.
— А наследник?
Он обхватил её лицо ладонями.
— Как я уже сказал вам, я не хочу иметь детей. Наследник у меня есть. Мой родственник.
Она всмотрелась в его глаза, стараясь отыскать там правду, но нашла лишь пыл, желание и томление.
Их губы слились. Она хочет его. Никогда в жизни она не испытывала такого сильного желания. Реально ли оно? Если действительно в ней скрывается женщина, этот мужчина выпустит ее на свободу. Или он подтвердит ясесто-чайшую проделку природы. Осмелится ли она выяснить это?
Но если хотя бы не сделает попытку, она всю жизнь будет жалеть об этом.
Люсинда обвила руками его шею и провела по его губам языком.
Он застонал и раскрыл губы.
— Люсинда, — пробормотал он.
«Хьюго, любовь моя», — прошептало ее сердце.
Глава 10
Руки горячие и крепкие, как сталь, подхватили ее. В его объятиях было безопасно и надежно. Прижавшись к его груди, Люсинда почувствовала себя хрупкой, драгоценной и невероятно женственной.
Хьюго отнес ее в свою комнату, подошел к огромной кровати с пологом на четырех столбиках и осторожно поставил Люсинду на ноги. Обхватил руками ее лицо, осыпал легкими поцелуями ее веки, нос, уголки рта.
Как медленно. Ей не нужно время, не то она начнет думать. Она взялась за пуговицы на его сюртуке.
Он застонал. Грудь его вздымалась часто и неровно, как и ее. Он сбросил сюртук, окинул Люсинду взглядом с ног до головы. Развязал тесемки ее платья. Увидев, что лиф остался на месте, нахмурился, но потом нашел булавки и вытащил.
Ей тоже захотелось увидеть его. Ее пальцы метнулись к пуговицам его жилета.
— Не волнуйтесь, любимая. — Голос его звучал хрипло. Любимая. От этого слова она утратила всякую возможность сопротивления.
Он снял жилет, сорвал с себя галстук, непослушными пальцами расстегнул у горла рубашку. Она увидела на его груди темные волосы. Коснулась этих упругих завитков, грубых, очень мужских. Потом нерешительно посмотрела на него. Не подумает ли он, что она слишком дерзка?
Люсинда смело положила ладонь ему на грудь, впитывая в себя ее жар.
Он резко втянул воздух.
Люсинда улыбнулась.
— Ах вы, маленькая распутница, — шутливо сказал он, не скрывая своего восторга.
Ему понравилось ее прикосновение. А она пришла в упоение, ощущая жесткие завитки над горячей кожей. Она запустила пальцы глубже в открытый ворот его рубашки и ощутила выпуклые мышцы его груди.
Он схватил Люсинду за руку, поднес ее к губам, поцеловал каждый палец, не сводя с нее глаз.
— Твоя очередь, — прошептал он.
Он коснулся губами ее шеи, вдохнул ее запах.
— Ты восхитительно пахнешь.
Он стянул с нее лиф платья, показались сорочка и корсет. Хьюго застонал, губы его скользнули по ее грудям, едва прикрытым тонкой сорочкой. Он развязал тесемки на сорочке, расшнуровал корсет легко и умело, и стал мять и тискать одну грудь; обвел пальцем сосок, который сразу же стал твердым и уперся в тонкую ткань сорочки.