Настали четвертые сутки. Люди изнемогали. Противник с восходом солнца начал артиллерийскую подготовку. Предстоял тяжелый день. И несмотря на то что солнце поднималось яркое, радостное, на душе у каждого было тяжело. Хлеба, посеянные нашими руками, топтали кованые сапоги гитлеровцев, давили гусеницы немецких танков. Над золотистыми колосьями, налитыми крупным зерном, свистели пули и мины. Но самым страшным, заполнявшим душу каждого тоской было отступление.
Артиллерийский обстрел продолжался. Потом налетела авиация и пошли танки, а за ними автоматчики. Третий час длился кровопролитный бой. Перевязывая раненых, я увидела, что у меня кончаются бинты. Надо было бежать в санчасть. В небольшом лесочке остановилась у прикрепленных к деревьям плащ-палаток. Подвешенные по кругу, они образовали большую палатку. В ней на особых носилках, как на операционном столе, лежал боец, покрытый марлей. Он стонал. Двое санитаров крепко держали его за руки.
Нагнувшись над раненым, в белых халатах стояли Нилова и ее помощник — фельдшер, — он подавал инструмент. Лица их были серьезны и сосредоточенны.
За моей спиной послышались шаги, и тревожный голос спросил:
— Где начальник Нилова?
— Она делает операцию, — ответила я, указывая на палатку, и посмотрела в полные тревоги глаза подбежавшего бойца.
Разговор услышала Нилова.
— В чем дело?
— Товарищ начальник, — отчеканил боец, — командир полка приказал немедленно эвакуировать раненых. Сейчас придут машины. У левофлангового соседа прорвались танки и держат направление сюда. Немедленно примите меры.
— Идите, — спокойно произнесла Нилова, продолжая обрабатывать рану бойца.
Связной убежал на командный пункт.
— Товарищ Гусев, — не поднимая глаз, обратилась Нилова к фельдшеру, — подготовьте раненых к эвакуации. Соберите легкораненых и, уточнив обстановку, идите на помощь, занимайте оборону. Гранат и бутылок возьмите побольше.
— А как же вы, товарищ капитан? — спросил фельдшер.
— Управлюсь одна…
— Скорее, доктор, скорее… — умоляюще шептал побледневшими губами раненый боец. — Больно…
— Потерпите. Скоро станет легче…
Через минуту Нилова выпрямилась, глаза ее радостно блеснули. Маленькая рука в желтой резиновой перчатке держала сверкающий на солнце пинцет, в нем была зажата извлеченная из раны пуля.
— Вот она! — торжествующе сказала Нилова.
В это время над нами прошипел снаряд, и совсем недалеко от кустарника, на дороге, рвануло так, что все невольно пригнулись. Только Нилова, казалось, ничего не замечала.
— Вот теперь нога будет цела, а то бы и до госпиталя не доехали, началась бы гангрена, — успокаивала она бойца.
Снаряды рвались все ближе. Я хотела бежать на батарею, но Нилова, увидев меня, приказала остаться с ранеными.
— Сестра, что там за тревога? — волновались они.
Два санитара принесли носилки с новым раненым. Увидев вновь прибывшего, лейтенант с перевязанной грудью с трудом повернул к нему голову:
— Браток, вторая рота второго батальона не сдала высотку, не знаешь?
— Не знаю, — ответил тот чуть слышно.
— А ты, сестра, не знаешь?
— Не сдала, — твердо ответила я, хотя и не представляла, о какой высотке идет речь.
На бледном лице лейтенанта появилась довольная улыбка.
— Молодцы ребята, орлы! — прошептал он.
Из палатки вышла Нилова.
— Тамара, поручаю тебе очень ответственное дело: будешь сопровождать колонну с ранеными в город Бердичев. Подойдут машины, погрузим раненых, и поедешь.
Она испытующе посмотрела на меня:
— Дорога трудная и дальняя. Будь осторожна… В дороге проверяй повязки, раненым в область брюшины не давай много воды. Ты уже должна разбираться в медицине… Хотя, впрочем, твой командир рассказывал, что тебя больше интересует артиллерия.
— Я же снайпер, а не медик!
Саша засмеялась.
Почти совсем стемнело, когда все было готово к отъезду. Нилова еще раз заботливо осмотрела всех раненых, а мне сказала:
— Ну, я полагаюсь на тебя, снайпер! Утром будете на месте.
Я села в кабину первой машины, и мы тронулись в путь. Когда проехали Старо-Константинов, остановились. На перекрестке указатель — «Бердичев».
Ночь была звездная, но душная и темная. Прислушалась — тихо. На дороге никакого движения. Меня это немного удивило. Где-то в стороне пролетали тяжелые самолеты противника. Потом послышался далекий, но сильный грохот.
— Поехали дальше, — сказала я шоферу, захлопнув дверцу кабины.