Ко мне подполз командир взвода разведчиков.
До своих мы добрались благополучно. В штабе доложила все, что узнала в деревне о противнике. Рассказала о гибели тети Гаши и ее детей. Командир полка крепко пожал мне руку, поблагодарил за сведения.
— Ночью дать огневой налет на село, ориентир — домик тети Гаши, — отдал приказ командир полка начальнику артиллерии. — А вы, Сычева, можете идти к себе в расчет.
В расчете уже знали, что ранение у меня не тяжелое, рана зажила, что я уже ходила в разведку к немцам и заслужила благодарность командования. Бойцы нетерпеливо ждали моего возвращения.
На огневую, замаскированную воткнутыми в землю ветками, я пришла в обеденное время.
— Приятного аппетита! — крикнула я, раздвигая уже увядшую зелень маскировки.
Все бросились ко мне. Одни дружески трясли мне руку, поздравляя с выздоровлением, другие подставляли для сидения снарядный ящик, а командир орудия Наташвили распорядился, чтобы мне принесли обед, и, потирая ладони, весело говорил:
— Вот хорошо, к обеду пришла, сегодня плов — объедение, — и, приложив к губам сложенные щепотью три пальца, сочно причмокнул.
— Как там немцы с нашими жителями обращаются? — хмуро спросил Юшков.
Все в расчете знали, что семья Юшкова — жена и двое малышей — уже в оккупации, и поэтому насторожились. Я поняла и решила о тете Гаше умолчать; пробормотала что-то невнятное, сделав вид, что всецело занята едой.
Не дождавшись ответа, Юшков с досадой отбросил деревянную ложку, достал из кармана потертый кисет с махоркой и стал закручивать толстую самокрутку.
Всю вторую половину дня на передовой была абсолютная тишина, — видимо, враг готовился к наступлению.
Когда совсем стемнело, мимо нашей огневой стали проходить, постукивая котелками и автоматами, пехотинцы.
— Пехота уходит, — заметил кто-то из бойцов. — И тут же последовала команда подошедшего лейтенанта:
— Отбой!
— Далеко? — спросил Наташвили. — На северную окраину? Это недалеко, метров семьсот, за пехотой.
— Огнем и колесами за пехотой драпаем, — со злой иронией криво усмехался Юшков, сдвигая тяжелые станины пушки. — Сычева, скидывай маскировку и панораму.
— Есть! — крикнула я, стараясь проворно выполнить приказание сержанта.
Ехали недолго.
— Вот располагайтесь, окапывайтесь, — спрыгнув с машины, сказал лейтенант. — Направление стрельбы — дорога. Будем держать круговую оборону. Противник готовится к большому наступлению. Из деревни ждем появления танков, зарывайтесь глубже. К утру чтоб все было готово. Я нахожусь у второго орудия, за меня остаешься ты, Наташвили, — сказал лейтенант и ушел.
Где-то на правом фланге методически строчил пулемет. Изредка над нами вспыхивала немецкая ракета, на миг освещая скошенное поле с рядами неубранных снопов, ряд белых хатенок небольшого селения.
«Утром здесь начнется бой, и опять будут гибнуть невинные дети и женщины, — думала я, берясь за лопату. — Когда же кончится все это? Когда мы перестанем отступать? Ведь так враг может и до Крыма дойти? И моя Лора окажется, как дети Юшкова, у немцев. Нет, даже страшно представить себе это…»
Впереди нас усердно работали пехотинцы, слышались удары лопат о камни. В специальных гнездах траншей они устанавливали станковые и ручные пулеметы, длинные противотанковые ружья, складывали патроны, связки гранат и бутылки с горючей жидкостью. Наши артиллеристы, оборудовав огневые позиции для пушек и окопы для себя, стали маскировать их снопами.
Недалеко от орудия вырыла себе окоп и я, застелив его соломой, легла. Но, несмотря на усталость, уснуть не могла. Всматриваясь в звездное небо, с жадностью вдыхала освеженный ночной прохладой воздух, думала о муже, о дочке… Мысли мои прервал чей-то басистый хрипловатый голос:
— Видишь, бросил, тяжелая стала, а теперича до мене: дай, мол, землячок, лопаточку.
— Да чего тебе, лопаты жаль, что ли? — робко возразили ему.
— Что тут за спор? — строго спросил кто-то третий.
— Да как же, товарищ лейтенант, — продолжал возмущаться первый хриплым басом. — Вот эта молодежь, беспечная, ленивая: как на марше, то, значит, и лопата не нужна — важка. Я ему говорил — не кидай. Нет, кинул, а теперича до мене, дай, ему свою.
— Правильно, не давай, проучи его, — бросил наш командир взвода — я узнала его по голосу — и пошел дальше.
«Бывалый пехотинец, — подумала я, — наверное, недавно мобилизован, старый солдат».
— Так она же сломалась, — несмело оправдывался второй, молодой.
Я выглянула из окопа.