Выбрать главу

Гриша помолчал, но через некоторое время начал снова:

— Тамара, ну как ты не понимаешь! Я вот, например, обязан воевать, а ты…

— Значит, если бы ты не был офицером, ты бы не пошел? — быстро взглянула я на мужа.

— Перестань! У тебя привычка цепляться за каждое слово, — отмахнулся Гриша. — А если убьют и тебя и меня, что будет с Лорочкой?

— Лорочка не погибнет. Наша власть ее воспитает…

— А чья возьмет — еще неизвестно, — многозначительно посмотрел на меня Гриша. — Видишь, сколько у них техники, — кивнул он на небо, — за каждым солдатом гоняются.

— Вот и пойду истреблять их танки.

— Ты собираешься уничтожать? Танки?! — Муж расхохотался и махнул рукой. Потом, покосившись на мою старенькую гимнастерку и потертые брюки, сказал:

— Позоришь ты меня своим видом. Пойди к старшине, попроси новое обмундирование.

— Ничего, так повоюю, пока не дадут новое, — с обидой ответила я.

Очевидно, мы еще долго разговаривали бы в таком духе, если бы не послышалась стрельба из зениток.

Объявили тревогу. Пришлось спрыгнуть в окопчики.

Когда самолеты улетели, я побежала перевязывать раненого, а муж ушел в свой взвод.

На рассвете начали обстреливать нашу огневую позицию. Я при свисте каждой пролетевшей над головой мины припадала к земле. Бойцы посмеивались:

— Чего боишься? Сзади, за кустами, стоят наши минометы. Они и стреляют…

Но стрельба с обеих сторон усиливалась, над окраиной леса, где стояли наши пушки, все чаще взлетали фонтаны земли.

— Внимание! Противник пошел в атаку! — крикнул командир батареи.

Недалеко от нас, в лощине, из-за кустов выбежали вражеские автоматчики.

— Огонь! — раздалась команда, и грохот еще более усилился.

При каждом выстреле нашей пушки у меня звенело в голове, и вскоре совсем заложило уши.

— Брось сумку, подавай снаряды! — крикнул наводчик Юшков, наклоняясь ко мне. — Оглохла, что ли? — и посоветовал: — Открой рот.

Я поспешила к ящику, дрожащими руками стала вынимать снаряд. Мне очень хотелось оглянуться назад. Казалось, враги вот-вот появятся на огневой. Подала заряжающему снаряд, выглянула из-за щита пушки и увидела, что гитлеровцы залегли. Разрывы снарядов и минометный огонь преградили им путь.

Но вскоре из-за дальних кустов, окаймлявших зеленую лощину, сначала медленно, как бы прощупывая почву, потом все быстрей и быстрей, стали выползать вражеские танки. И вот уже, разбрасывая из-под гусениц комья сырой земли, они стремительно несутся в нашу сторону, стреляя из пушек и пулеметов.

Вражеская пехота поднялась и под прикрытием танков тоже пошла в атаку.

Подавая заряжающему следующий снаряд, я снова выглянула из-за щита. Танки с двух сторон обходили нашу батарею, стоявшую на высотке, а по отлогим склонам высоты ползла, как саранча, пехота в зеленых шинелях.

«Ну, конец нам», — подумала я, чувствуя противную дрожь в коленях, вот что значит — ноги подкашиваются от страха.

Прошипевший, казалось, над самым ухом снаряд обдал меня горячим воздухом. Я упала на землю, а когда поднялась, увидела, что у пушки отбиты панорама и кусок щита.

— В укрытие! — прозвучала команда.

Мы бросились к щелям.

— Приготовить бутылки и гранаты!

Через минуту меня снова оглушили выстрелы нашей пушки. «Кто же это стреляет?» — я высунула голову из щели.

У пушки за наводчика стоял наш лейтенант и, прицеливаясь через канал орудийного ствола, стрелял по атакующим танкам.

Снаряд. Опять снаряд. И вдруг лейтенант схватился за грудь и плашмя упал на кучу гильз между станинами пушки. Забыв о страхе, я выскочила из окопа.

— Давай снаряды! — крикнул мне боец, вставший к пушке вместо убитого лейтенанта. Я кинулась к ящикам.

Несколько танков уже горело, а другие не решались продолжать атаку и стали разворачиваться. Увидев, что танки уходят, фашистские автоматчики тоже повернули назад. Атака противника сорвалась.

Надолго я запомнила свою первую встречу с вражескими танками.

IV

На Львовском направлении противник ввел в бой крупные механизированные силы, но в течение нескольких дней все его попытки прорваться пресекались с большими для него потерями. 27 и 28 июня в районе Львова продолжались упорные бои.

29 июня мы отступили к окраинам города. Вечером я и другой санинструктор ползали между окопами, перевязывали раненых и относили их в лощину, где стояла санитарная машина. Было совсем темно, когда к машине поднесли еще нескольких раненых.