– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы это случилось, – сказал отец так, будто она была каким-то почетным гостем дома, а не наемной работницей.
Мисс Гилмор, может быть, и не красавица, но в ней есть нечто такое, что иначе как очарованием и не назовешь. Отец, кажется, понимает это.
Я представила ее мисс Брэй, как и договаривались. Мне очень хотелось узнать ее мнение о мисс Гилмор, но моя милая гувернантка уже живет будущим, и я могу только сказать, что она готова воспринимать мисс Гилмор такой, какой та хочет казаться… Так же, как отец.
Я сама не рада, что так разволновалась, но все-таки хорошо, что завела дневник. Ведь теперь я могу записывать то, что действительно чувствую в то самое время, когда это происходит. Быть может, совсем скоро я посмеюсь над своей глупостью. Надеюсь, что так. Но все равно я хочу записать, что чувствую сейчас.
10 октября
Давно я не бралась за свой дневник. Но это из-за того, что мне не хотелось. После свадьбы мисс Брэй я долго грустила. Почему так получается, что человека начинаешь по-настоящему ценить, только когда его теряешь? Я была на ее свадьбе. Было очень весело, и все (кроме меня) считают, что лучшего исхода дела и желать нельзя было. Возможно, для мисс Брэй и ее преподобного джентльмена да, но про себя я этого не могу сказать.
Я знаю, это очень эгоистическая точка зрения, и мне до́лжно радоваться за мисс Брэй… теперь уже миссис Эггертон… но как же трудно радоваться чьему-то счастью, если их счастье для тебя означает отчаяние? Может быть, «отчаяние» – слишком сильное слово. Странные вещи я пишу в этом дневнике. Кажется, он воздействует на меня каким-то непонятным образом. Как будто я разговариваю сама с собой. Хотя, быть может, дневники для этого и нужны. Вот почему их принято хранить в тайне, вот почему они столь полезны для записи жизни такой, как она есть, а не в розовом тумане или непроглядном мраке – в зависимости от того, как тебе захочется представить события потом, когда воспоминания о них потеряют свежесть.
А что мисс Гилмор? Что можно сказать о ней? Не знаю. Она не настаивает, чтобы я усердно трудилась. Она интересная. Она умная, начитанная. Но она не похожа на гувернантку.
Грустнее всего оттого, что рядом со мной нет никого, кому я могла бы довериться. Брат Чарльз работал и все время пропадал, как они это называют, в мастерской в Грэйт Стэнтоне. Несколько месяцев назад он уехал в экспедицию в какое-то место, еще не обозначенное на географических картах. Иногда я жалею, что не родилась мужчиной. Тогда я смогла бы странствовать и переживать приключения.
Но я хочу думать о мисс Гилмор, поэтому должна писать о ней. Я хочу понять ее, и сейчас, когда я снова взялась за дневник, я чувствую, что начинаю лучше разбираться не только в других людях, но и в себе самой. Меня всегда увлекали люди, мне всегда хотелось узнавать о них что-то новое. В любом человеке можно разобраться. По крайней мере я могу. Думаю, у меня особый дар. Но с мисс Гилмор ничего не получается. Меня не покидает чувство, что она что-то скрывает. Мне кажется, я вижу это в ее глазах. У нее такие странные глаза. Они блестят. Они темно-голубые, а брови и ресницы – черные как смоль. Волосы тоже черные. Мне кажется, она подкрашивает брови и ресницы, потому что иногда они кажутся чуть темнее, а иногда чуть светлее.
Вчера папа предложил ей выпить с ним стакан хересу.
– Он хочет, чтобы я рассказала, как продвигается обучение, – сказала мне мисс Гилмор. – Что ему сказать? – Она лукаво посмотрела на меня. Я не совсем поняла ее и снова почувствовала странную неловкость.
Я ответила:
– Скажите, что думаете.
– Я скажу ему, какая вы чудесная ученица. Что с вами очень приятно заниматься и что вы меня удивляете своими успехами. Как вам такое?
– Мне кажется, это не так, – возразила я.
– Мне хочется, чтобы он был счастлив. Мне хочется, чтобы вы были счастливы. Вы же не хотите, чтобы я сказала ему, что вы ленитесь, правда?
– Нет, потому что это неправда. Но я не верю, что вы меня считаете чудесной.
– Вы и впрямь умная девочка, – сказала. – Это точно.
Лицо ее сделалось чуточку строже. Ее всегда немного раздражает, когда я не отвечаю на ее предложения дружбы.
14 октября
Снова открыть дневник меня заставило происшествие, случившееся сегодня днем.
Выезжая на верховую прогулку, я должна брать с собой провожатого. Но этим правилом я начинаю все чаще и чаще пренебрегать. В самом деле! Мне уже скоро семнадцать. Вернее, примерно через семь месяцев, но все равно я считаю, что у девицы моего возраста должна быть хоть какая-то свобода. Конюхи меня не выдают, когда я уезжаю одна, и я всегда сама седлаю свою лошадь, чтобы не поднимать шума, так что они, можно сказать, в этом не участвуют.