– Лучше будет, если вы не станете рассказывать мачехе, что мы вот так встретились.
– Почему это?
– Она… э-э-э… может не одобрить этого.
– Мне, знаете ли, не нужно ее одобрение, чтобы с кем-то разговаривать.
– Я в этом не сомневаюсь, но, с другой стороны… Просто не рассказывайте ей, хорошо?
– Мне бы это и не пришло в голову. Думаю, я об этом уже забуду к тому времени, когда увижу их.
Он посмотрел на меня укоризненно и рассмеялся.
– Я не думаю, что вы меня забываете так легко, как хотите показать.
Я покраснела, потому что он был прав. Даже сейчас мне еще иногда снятся причудливые сны о нем, которые так легко наполняют мою душу тревогой. И даже там, на лугу, он сумел заставить меня почувствовать беспокойство.
– Я должна идти, – сказала я. – До свидания.
– До свидания. Мне бы хотелось…
Но я, не дав ему времени выказать, чего ему хотелось бы, бросилась прочь.
Я много думаю о нем. Мне показалось, что он был очень искренним, когда просил не говорить о нашей встрече мачехе.
Мне тогда подумалось: «Она не хочет, чтобы он мне докучал. Она действительно пытается меня защитить».
Это стало причиной моей очередной попытки заставить себя проникнуться к ней приязнью.
Я была рада, когда наше пребывание в Бате подошло к концу.
Почти сразу после возвращения у отца случился приступ… Немного более сильный, чем раньше. Мачеха хотела вызвать доктора, но отец отказался, посчитав, что в этом нет необходимости. Ему уже раньше говорили, что приступы вызваны перенапряжением, и поездка в Бат оказалась для него слишком тяжелой.
Она все же пригласила врача, но уже после того, как отец немного поправился. Объяснила, что волнуется и хочет, чтобы его осмотрел медик, и, чтобы угодить ей, он согласился.
Помимо поездки в Бат и встречи с мистером Фезерстоуном, не случилось ничего такого, что стоило бы записывать, и я думаю, что поэтому до сегодняшнего дня не вспоминала о дневнике.
И вот я сижу здесь, кусаю кончик пера и вспоминаю. Не упустила ли я чего-либо важного? События нужно записывать, когда они происходят. Это единственный способ сохранить истину. Но, оглядываясь назад, я не вижу ничего сколько-нибудь серьезного, чего бы я не вспомнила.
1 февраля 1792 года
Еще один долгий пропуск. Из меня явно вышел бы плохой летописец. Наверное, моя жизнь настолько однообразна, что я вспоминаю о дневнике, только если случается что-нибудь необычное.
На этот раз кое-что случилось. Сегодня мачеха рассказала нам про Фредди.
Я обратила внимание на то, что она в последнее время чем-то озабочена. Отец тоже это заметил.
– Ты не думаешь, что твоя мачеха нездорова?
Он был действительно взволнован.
– Почему вы спрашиваете, отец? – спросила я.
– Она, кажется… немного встревожена.
Я призналась, что обратила на это внимание.
– Я ее спрашивал, но она говорит, что здорова.
– Может быть, нам это показалось.
Очевидно, не показалось, потому что сегодня все стало известно.
Я пила с ними чай. Отец любит это. Ему нужно постоянное подтверждение того, что я не испытываю к мачехе неприязни. Я слышала, как он рассказывал людям, что у нас прекрасные отношении. «Это лучшее, что могло произойти для Анны Алисы и для меня», – повторял он.
Он обманывает себя, и, поскольку я не хочу его разочаровывать, когда он говорит подобное в моем присутствии, я просто молча улыбаюсь.
Интересно, почему она решила заговорить об этом при мне? Я уже так давно ее знаю и все равно продолжаю относиться к ней с предубеждением и иногда стараюсь найти этому причину, которой попросту не существует.
И вот, совершенно неожиданно, разлив чай, когда я передала отцу его чашку и взяла свою, она выпалила:
– Я хочу вам кое-что сказать.
– Ага! – воскликнул отец. – Значит, все-таки что-то есть!
– Я думаю об этом… уже довольно долго.
– Дорогая, нужно было рассказать мне.
– Я не хотела беспокоить тебя своими заботами.
– Лоис! Как ты можешь такое говорить! Ты же знаешь, я здесь для того, чтобы оградить тебя от забот. Когда я вспоминаю, как ты ухаживала за мной…
– Ах, это, – сказала она. – Это другое. То был мой долг, и я делала это потому, что мне этого хотелось больше всего на свете.
Мы молча ждали. Она прикусила губу, как будто собираясь с духом, а потом заговорила:
– Это моя невестка… Она умерла… Месяц назад.
– Твоя невестка? Ты не говорила, что… Я не знал, что у тебя есть семья.
– Она умерла неожиданно. Я узнала об этом, когда ее уже похоронили.
– О, моя дорогая, прими мои соболезнования.
Она какое-то время помолчала, слегка сдвинув брови. Отец смотрел на нее сочувствующим взглядом, давая ей время подобрать нужные слова, чтобы сказать то, что она хотела.