– Далеко ли до моста?
– До мостика, господин офицер, недалеко, вон за теми кустиками, – показала Маринка, – сворот влево, и там сразу же речка.
– Спасибо, – поблагодарил Груббе.
Это были его последние слова – из кустов протрещала короткая автоматная очередь.
Дед Гриша от партизан возвратился загуменьем.
– Ну как? – Михаил Макарович по-дружески обхватил его за плечи.
– Все как надо.
– А как партизаны?
– Партизаны все целы. Только вот фон Груббе машиной задок телеги разворотил… Но это, Петр Кузьмич, дело плевое. Хорошо, что сам бородач жив. Пожалуй, нам тоже пора сматываться.
– Завтра на рассвете двинемся. А сейчас обедать.
За обедом Михаил Макарович заметил, что кто-то заглянул в окно. Прижавшись к стенке, подошел к окну и пальцем поманил деда Гришу.
– Видишь человека в кепочке? Да вон, у колодца, дорогу переходит. Это мой «хвост». Надо убрать. А теперь давай обедать.
Обедали «по-барски», в офицерском зале. Неожиданно забарабанили в дверь. Зная повадки карателей, Михаил Макарович сам встретил гостей.
Ни с кем не здороваясь, офицер, сопровождаемый солдатами и Рудчуком, осмотрел все комнаты и наконец сунул Михаилу Макаровичу бумагу: «К 10.00 20 сентября очистить помещение. Невыполнение – расстрел».
– Запишите, – приказал офицер солдату: – Здесь лазарет дивизии.
Уходя, Рудчук шепнул:
– Машина вам будет вовремя.
За ночь собрались и в предрассветные сумерки выехали, а к десяти уже были в лесу у станции Макеевка, севернее Орши.
– Готовьте завтрак, – распорядился Михаил Макарович. – А я пойду в село, что за железной дорогой. Мне кажется, там более подходящее для нас место.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Если теперь до фон Клюге и Хейндрице и не докатывался гул канонады, то неудачи на фронте их трясли еще сильнее, и они по-прежнему не спали ночами. Брошенные в бой на ельнинском и ярцевском направлениях последние резервы не остановили советских войск. Последний перед Смоленском рубеж на Хмости войска Западного фронта прорвали и вплотную подошли к Смоленску. Не давая гитлеровцам передыха ни днем ни ночью, теснили их на четырехсоткилометровом пространстве – от Велижа до Трубцевска – шестнадцать армий Калининского, Западного и Брянского фронтов, нанося главные удары на Смоленск и в направлении Гомеля.
Воины дивизии Железнова, как и воины других дивизий, знали, что еще одно усилие, и древний Смоленск будет освобожден, а это значит, противник лишится главной крепости, закрывающей путь к освобождению Белоруссии. А местность перед Смоленском для наступления тяжелая – овраг на овраге. Овраги глубокие, крутые, заросшие кустарником, а по их дну – полные осенними водами ручьи.
И все же железновцы, превозмогая усталость, шаг за шагом, за двое суток преодолели эти овраги, вышибли противника с трех промежуточных позиций и на рассвете 25 сентября с ходу форсировали речку Волочейку и выбили гитлеровцев из Корохоткино.
Несмотря на стрельбу, жители вылезали из подвалов, руин и погребов, бросались к нашим бойцам и, рыдая от радости, обнимали и целовали.
– Стойте! Стойте! – размахивая букетиком астр, закричала бежавшая навстречу бойцам пожилая женщина.
– В чем дело, мамаша? – остановил ее Сеня Бесфамильный.
– Туда идти нельзя, там мины. Идите за мной. Я проведу.
Сене цветы явно мешали, и он готов был их бросить. Но чувствуя, что этим обидит смолевчанку, не выпускал их из рук.
И только когда обошли минные заграждения и расстались с этой женщиной, он вручил цветы старушке, встретившей их с чугунком горячей картошки.
На склоне длиннющего и глубокого оврага, по дну которого тек в Днепр разлившийся ручей, генерал Железнов остановил на ночь полки и приказал организовать оборону так, чтобы все люди как следует поели и хорошо поспали. Кому он не отдал такого приказа – так это Соколову, Валентиновой, Васильеву и Сергиевскому, которым в эту ночь надо было основательно потрудиться. Васильеву и Валентиновой к утру надо было полностью обеспечить боеприпасами завтрашний бой, медслужбе Соколова обработать всех раненых и эвакуировать их в госпитали, а Сергиевскому – переписать всех раненых и составить приказ о награждении их орденами и медалями.
Не успели заглохнуть за окном шаги уходящих, как в дверь постучала Тося и вручила комдиву пачку телеграмм.
– А это товарищ Валентиновой, – как бы не зная, что о телеграммой делать, держала ее в руках и глядела на Хватова: – Не скажете, где ее найти?..
– А что такое? – всполошился Фома Сергеевич.
– Да вот госпиталь сообщает, что ее сынок Ваня выздоровел. Просят за ним приехать.
– Выздоровел? – Фома Сергеевич взял телеграмму и позвонил дежурному автороты. Тот ответил, что майор Валентинова уехала в хозяйство Тарасова. Оставив телеграмму у себя, Хватов проводил Тосю до крыльца и там на пороге замер, глядя через мрак ночи на дорогу. По ней все шли освобожденные горожане, которых фашисты собирались угнать в рабство. А за дорогой, за обгоревшими садами и торчащими трубами пепелищ, все еще полыхал пламенем Смоленск, возвышавшийся своими вековыми стенами и башнями кремля над кручами Днепра.
Фашистские варвары, отступая, взорвали все мосты. Во многих зданиях заложили фугасы и «сюрпризы» с часовыми и химическими взрывателями. За пять дней саперы извлекли из подвалов зданий Смоленска 182 авиабомбы и 19 тонн взрывчатки, а на аэродроме – 315 авиабомб по четверти тонны каждая.
Опершись плечом о косяк, Хватов с крыльца всматривался в людской поток, боясь, как бы не пропустить Валентинову.
И вот послышался знакомый звук сигнала, а вскоре засверкали узенькие глазки фар «газика». Фома Сергеевич выбежал на дорогу.
– Стой! – поднял он руку. – Ирина Сергеевна, телеграмма.
– Телеграмма? – Она круто завернула машину к крыльцу. Фома Сергеевич помог ей вылезть и повел в дом. – Телеграмму давай, – не терпелось ей. И как только вошла в избу, выхватила у Хватова бланк и здесь же у порога, не обращая ни на кого внимания, впилась глазами в неровный почерк Тоси.
На этот раз Ирина Сергеевна взяла с собой шофера. Мчались так, будто опаздывали на поезд. В одиннадцатом часу уже сидели у дежурного отделения по эвакуации. В ожидании сына при каждом открытии ведущей в палаты двери, она вскакивала, и каждый раз дежурная медсестра усаживала ее:
– Не волнуйтесь. Это не так скоро. Сидите. Он вас не минует. Его приведут сюда!
Она взяла газету. «Войска Западного фронта, продолжая развивать наступление, успешно форсировали реку Днепр и после упорных боев 25 сентября штурмом овладели областным центром – городом Смоленск».
– Пишут, Рославль тоже взяли, – Ирина Сергеевна положила на стол газету. – Теперь Хейндрице капут!
– А кто такой Хейндрице? – поинтересовалась подсевшая женщина.
Ирина Сергеевна ответить не успела – открылась дверь, и вошли врач и мальчик в очках. Это был Ваня.
– Мама, милая моя мама! Смотри – я вижу. Все, все вижу. Вижу тебя, товарища доктора, сестру, вот эту комнату, – и повернул ее к окну. – Вижу улицу и вон ту машину. Я уже знаю ее марку – «газик» она. А ты плачешь? Не надо. Я вижу по-настоящему. А очки? Очки еще мне нужны. Они мне помогают.
Ирина Сергеевна с Ваней подошла к врачу, поблагодарила его за исцеление сына. Просила передать свою благодарность майору Никольскому и всему персоналу глазного отделения.
В машине Ирина Сергеевна прикрыла Ваню одеялом и прижала к себе.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Гитлер, все еще веря в свое всемогущество, строго приказал генерал-фельдмаршалу фон Клюге «железной рукой» навести порядок в войсках, остановить их на рубеже «Восточного вала», особенно в междуречье Западной Двины и Днепра, во что бы то ни стало удержать «Смоленские ворота», чтобы весной сорок четвертого снова начать наступление на восток.