— Свернем на Амурскую? Там тише…
«Так не взять ли ее под руку?!» Но Людмила спокойно (в который раз уже!) высвободила руку.
— Не думайте, что Поярково — город. Увидят под руку — сразу сосватают.
— Ну и правильно! — усмехнулся он. — А чего так ходить?!
Людмила хотела что-то ответить, но смешалась и как-то тяжко вздохнула.
— Что-нибудь случилось?
Она промолчала.
— Может, снова машина нужна или теперь самолет? Так достанем, пошли на аэродром!
Она остановилась:
— Знаете, Сережа, когда девчонки плачут?
— Когда глаза на мокром месте.
— Это правда… Меня поговорить просили… об одном человеке. Боятся, что вы испортите ему судьбу.
«Не с Диной ли что случилось?!» — подумал он и, обождав немного, спросил:
— О хорошем человеке?
— Не знаю, — ответила она уклончиво.
— Нет, — уже споря, веселее заговорил он, — что-то известно, иначе не о чем бы и говорить!
— История такая… Лучше не пачкаться.
— Бочкарев, Горкушина?
Она кивнула.
— Тю-у!.. Мне все это до лампочки!.. Свернем к парку?
Гравий хрустел у них под ногами. Впереди от света уличных фонарей перекрещивались их тени, которые то вырастали, то укорачивались на дороге, и казалось, что их идет не двое, а шестеро, и все молчат… В парке пусто. Сергей и Люда остановились под черным тополем, посмотрели друг на друга и засмеялись.
— Поговорили? — спросила она.
— Ага… Тебе хорошо?
— Так…
— Хочешь, стихи прочитаю?
— Если интересные…
— Ладно, вот:
— Правильно, — сказала Люда, и было непонятно, то ли она одобряет, то ли насмехается.
— Что?
— Правильно Алик говорил, что у кого-то на каждый случай по стиху выучено.
— Вот чудак, продал уже! — Сергей не злился, ему было даже смешно. — Ну, так скажу, как «Демона» выучил. Пацаном приехал я в гости к дяде, жил он в городе. У них перед домом книжный лоток. Девчонка-продавщица на ночь переносила книги в дядькин подъезд, там на лестнице был стол с замком на дверце. Я заметил это, и не знаю почему, отогнул дверцу — вытащил книжку… А дядя меня застукал. «Ну, говорит, что будем делать? Отодрать за уши или к матери отослать? Напишу сопроводиловку, дома и объяснишься!» Ну, я взмолился!.. Говорю, делайте, что хотите, только матери ничего не говорите… Пороть он не стал, а письмо-таки написал и прочитал мне. «Видишь?! Кладу на этажерку. А ты девчонке заплати да извинись! «Демона», говорит, если он тебе так понравился, наизусть выучи! Тогда письмо сожгу…» Дядя на работу, а я к этажерке, решил сам сжечь письмо. Сжег! Потом одумался: он же другое напишет… Схватил книжку и, ничего не понимая, стал зубрить. Вот вспомнил…
…Потом они шли домой, держась, как дети, за руки. Ночь была поздняя, Люда не боялась, что их кто-нибудь увидит. Да пусть бы и видели, пусть бы в удовольствие почесали злые языки…
У калитки они остановились. Большая яркая луна уже клонилась к горизонту, задевала над крышами трубы, остывшие к ночи… Длинные тени деревьев пересекали улицу, на которой показалась вдали парочка. И Сергей, и Люда невольно смотрели на этих двоих, размахивавших руками, приближавшихся к ним… Вот эти двое побежали — ближе, ближе: Алик и Дина!
Люда хотела было юркнуть за калитку, но успела только спрятаться за спину Сергея, как запыхавшийся Алик сказал:
— А мы думали, что уже и не встретим вас нигде! Все улицы обошли, все парки, ни одного потайного местечка не пропустили, а вас нет нигде!
— Да что случилось? — спросил Сергей. — В мыле! За вами гнался кто?!
— Да нет, — усмехнулся Алик, — мы за вами гнались! Скажи, Дин?!
— Люд, Люда, — негромко проговорила Дина, — ты на меня все обижаешься, да? Ты прости, я такая дуреха… Я ничего не знала тогда, понимаешь? Наболтала сгоряча… про Вадьку нашего не знала… И вообще — все мы глупые и дурные!
Сергей повернулся и внимательно посмотрел на Люду. Может быть, она что-нибудь объяснит?!
— Да ты оставь их, — сказал Алик, — сами разберутся. Пойдем в общагу! Заночуем у тебя, а завтра встретимся. Все в норме будет!