Сомневался я в этом только одно мгновение, только в последнюю секунду, когда пригласили меня…
…Пригласили меня на растерзание в кабинет Колобова.
Он прочитывает страницу — передает Каплику, стоящему над ним коломенской верстой, тот — Светке, она — Половинкину… Они читают молча, торопливо, ждут Тимофеева приговора.
У Светки от волнения лиловые пятна по щекам, пятерня в волосах. Слава паркеровскую ручку грызет, я его зажигалкой чиркаю. Только Каплик невозмутимо уставился Колобову в затылок, двигает массивными челюстями. «Ну, думаю, такому аллигатору в зубы не попадайся…» Напрасно ждут они чего-то стоящего, интересного. Подумаешь, сочинение: десять ответов на один вопрос и комментарий… Да и заголовок, как просьба: «Разберите нас на активе!..»
Колобов отдал Каплику последнюю страницу, закурил и тогда только посмотрел на нас всех — на меня, на Светку, на Половинкина, остановился взглядом на Каплике:
— Валера, сколько у нас там в рейдовом материале строк?
— Разворот.
— Забит?
— Забит.
— А ужать?
— Сколько надо?
— Строк триста, да, — Колобов нацепил на мой материал скрепку, протянул Каплику. — Отсюда вымарывать не будем — для начала, а там — да, чтоб не задавался!..
Светка тискает меня за локоть, довольна, говорит:
— У тебя флотская хватка, разбойник!..
— Пират!.. — поправляет ее Половинкин. — Он у них там пресс захватил, хотел в редакцию припереть как вещественное доказательство…
— Как сувенир, — смеюсь я вместе с ними.
Отрезвляет всех голос Каплика:
— Снимать нечего. Клише одно выброшу, серое… И… — он посмотрел на Славу, — строк сто пятьдесят с Половинкина срежу… Остальное по мелочам наберу…
Слава стонет, мы смеемся.
— Поздравляю, — сухо кивает мне Колобов, — сработано профессионально, но материал не пойдет…
Что за шутки?! Даже я не понимаю.
— Подписи нет, — разводит Колобов руками.
— Ну забыл, — кричит Светка, — есть же у него фамилия!..
— А псевдоним? — спрашиваю я. — Мне же комсорг помогал!..
— Можно и псевдоним, — отвечает вместо Колобова Каплик. — Только чтоб от него морем пахло… А комсорг не обидится. Он всем так помогает, ты просто не знаешь еще.
Морской псевдоним находится не сразу. Отвергаются Штурманы и Капитановы, Матросовы и Адмираловы, Парусовы и Лодочкины, и еще целый десяток, если не два.
— Вот если… Волнов?! — спрашиваю я неуверенно.
— Что надо! — подхватывает Половинкин. — Без претензий. И морской, и речной, какой хочешь!..
Колобов подписывает материал, и с этой минуты И. Волнов идет в набор, в тревожное, неизведанное плавание.
Вечером мы сидим в кафе «Дружба» на Молодежной улице.
В прошлом году, когда кафе еще строилось, Милена говорила, что здесь будет студенческий клуб. Она сама отработала тут свой трудовой семестр. Через широкие оконные витражи, испятнанные известкой, она показывала пестрые стены, расписанные студентами под сказочный русский лубок, рассказывала, с каким трудом добились ребята права на оформление залов. Теперь это все позади, сбылась студенческая затея. Не сбылась только мечта Милены…
— Тебе, наверное, хочется вальсировать здесь в Золушкином наряде?! — пытался я угадать. — Представляю: искристый паркет, серпантин, конфетти, духовой оркестр и обязательно старинный вальс. Все вертится, кружится…
— Нет-нет, не угадал… Настроение, конечно, праздничное, как на маскараде… Но ведь не каждый день греметь фанфарам. А я… Я хочу нарядиться продавщицей мороженого… Белый кокошник с малиновой луной, фартук с лебедями и черный палехский поднос с горкой мороженого… Представляешь?!
— Кокошник обязательно с луной?
Она засмеялась:
— Обязательно!..
…Студенты не зря старались, здесь уютно. Мы сидим в широких мягких креслах: Светка, Слава Половинкин, Колобов, Каплик и я. Простая вечеринка — обмываем Волнова. Я думаю: с этого надо было начинать, а не с поездки на какой-то там силикатный…
Мы немножко захмелели от шампанского и коньяка. Хочется грустных песен и разговоров не о суетном, а значительных — о вечном и бесконечном в мире. Все считают себя сейчас верными товарищами, готовыми за друга в огонь и в воду. Это Колобов так сказал, да. А я не верю. Друзья обычно не так болтливы. Вот Каплик… Он молчальник среди нас. Цедит коньяк небольшими глотками, закусывает лимоном, много курит и словно забыл обо всех. Но он слушает, и как аист-вожак взмахом крыла ведет стаю, так и он управляет нестройным разговором, вставляя в чью-нибудь речь одну-две негромкие фразы.