— И до чего подлый народ эти фашисты! — сказал в тон ему Бекасов. — Оставили группу обеспечения без водочки. Хлебнуть с горя и то не дали…
— Хороши шутки! — мрачно сказал Фоминых. — Полная фляжка!
Минувшей ночью Бекасов и его группа обеспечения снова ушли за линию фронта, перерезали толстый штабной провод в девять ниток и устроили засаду.
На этот раз немцы отправились на поиски повреждения под охраной броневика. Бекасову очень хотелось ввязаться в драку, но в разведке он работал без азарта, не горячился, а потому отказался от этой затеи, тем более что противотанковой гранаты у него с собой не было.
— Так и пришли с пустыми руками, — закончил Бекасов невеселый рапорт.
— Раз на раз не приходится. — Капитан внимательно поглядел на разведчиков, которые стояли понурив головы, и строго добавил: — А нос вешать нечего. «Язык» от нас не уйдет, и доставите его именно вы. Так и знайте! Вы, и никто больше.
— Понятно, — поспешил заверить Бекасов, просияв. — И насчет носа тоже понятно.
Ночью Бекасов долго ворочался с боку на бок. Впервые за всю войну он не смог заснуть, когда имел на это право.
Перед утром Бекасов, так и не осиливший бессонницу, растормошил Фоминых:
— Вставай, Тихон Петрович, дело есть.
— Что случилось? — испуганно спросил тот, садясь на хвойной лежанке и протирая глаза.
— План приснился мне дельный. Придумал, как фрица перехитрить. Пришло время нам сниматься из этого блиндажа.
— Ночь еще не вся… — Фоминых обиженно засопел и обдернул рубаху.
— Курортничать больше нельзя. — Бекасов уже собрал свой вещевой мешок. — Так что собирайся, поскольку ты — группа обеспечения.
— Как бы луна не подпутала. Она еще дня три…
— Одевайся, одевайся. С луной мы как-нибудь поладим, — перебил Бекасов.
Фоминых знал, что спорить с Бекасовым бесполезно, а поэтому покряхтел, повздыхал и нехотя начал одеваться.
— А не тринадцатое число сегодня? — спросил Фоминых подозрительно и перестал натягивать штаны.
— Четырнадцатое, — успокоил его Бекасов. — И понедельник тоже, слава богу, прошел. Так что одевайся. И черная кошка нам дорогу не перебежит — за это я ручаюсь.
Ночью Бекасов и Фоминых отправились на промысел, за линию фронта. Накануне сержант доложил свой план капитану Квашнину, тот одобрил его и сам проводил разведчиков в путь-дорогу до прохода в минном поле.
— Ну, ребята, малых льдов! — сказал на прощание капитан.
Напутствие полярных моряков прозвучало довольно странно на поляне, поросшей редким ельником, на весьма сухопутной Смоленщине.
Ночь выдалась темная: молоденькая луна заплуталась где-то за облаками. Немцы жгли ракеты, пытаясь неживым светом раздвинуть черноту ночи.
Разведчики благополучно добрались до шестовки и зашагали вдоль нее, подальше в тыл. Провода не было видно, шли наугад, от шеста к шесту, торопясь дойти до лесочка.
Бекасов выбрал место для засады. Он решил обмануть немцев: перерезал провод, взялся руками за концы и принялся то соединять их вместе, то вновь разъединять. Где-то в трубке, приложенной к уху немца-телефониста, в эту минуту начало циркать, будто провод перетерся и, раскачиваемый ветром, то дает контакт, то не дает.
Фоминых, как всегда, устроился в засаде с удобствами. Он подстелил на мокрый снег хвойных веток и улегся за корягой, у вымерзшего болотца.
— А места-то здесь зайчиные, — неожиданно сказал Фоминых, наклоняясь к самому уху Бекасова. — Тут хоть по чернотропу, хоть по пороше за косым ходить. И зимой по сугробам тоже хорошо. Ну а сейчас срок охоты уже вышел… — Фоминых помолчал и потом добавил, сокрушаясь: — Чудно́! На зайцев и то в мирное время сроки заводили. А сейчас на людей без сроков охотятся.
Бекасов удивился словоохотливости Фоминых: обычно тот часами лежал в засаде, не проронив ни слова, а на вопросы отвечал коротко, односложно.
Бекасов лежал на хвое и смотрел вверх, в темное, беззвездное небо. Холодная ночь в засаде всегда становится еще более холодной.
Фоминых дважды ползал к месту обрыва и долго играл концами провода. Сонливый и вялый на отдыхе, в деле Фоминых был подвижен и предприимчив.
Немец, надсмотрщик, все не показывался.
— Ленивые, дьяволы! — не удержался наконец Бекасов и принялся ругать немецких телефонистов, будто это ему должны были наладить связь.
Разведчики уже отчаялись кого-либо дождаться, когда вдали замигал фонарик.
Как Бекасов и предполагал, телефонисты пришли вдвоем.