— Пронеси, господи, гнев офицерский мимо солдата грешного.
— Ладно, ладно, не болтайся, как сопля на проволоке. — Бондарев немного помолчал и добавил серьезно: — Конечно, дела у тебя, прямо скажу, не больно веселые. Тут уж ничего не попишешь! Жеребьевка! Еще в первый день состязаний было известно. Мой совет, вот так соберись. — Степан Григорьевич сжал кулак и потряс им. — Выходи, как на подвиг. Не скаль зубы, победить Олега Чокарева — это подвиг. Спортивный подвиг! А если не хватит пороху, так на своей шкуре прочувствуешь, что значит боксировать с мастером международного класса. Думаешь, нам легче доставались медали?
И Степан Григорьевич снова ударился в воспоминания, начал рассказывать Руслану о том, как ему в молодости пришлось боксировать с самим Виктором Михайловым, королем нокаутов («Да, да, с тем самым, который вчера судил твой поединок!»), и как Михайлов восемь раз посылал Бондарева на пол и тот восемь раз вставал и продолжал вести бой.
Коржавин знал эту историю почти наизусть — Бондарев не раз рассказывал ее, и сейчас она вызвала у Руслана лишь раздражение, ибо в голосе тренера звучало неприкрытое хвастовство.
— Вторая приятная весть. — Бондарев уселся поудобнее. — Наконец-то договорился о встрече с самим председателем райисполкома. Послезавтра вместе с начальником спортклуба заявимся на прием с документами и ходатайством. Будь уверен. Квартиру для члена сборной Советского Союза выбьем! Можешь считать, что ключ от однокомнатной квартиры лежит у меня в кармане…
Сегодня вечером Руслан не боксировал, был свободным, и он вместе с Бондаревым побывал дома у матери. Люсиновский переулок произвел на Руслана удручающее впечатление. После роскошных улиц новых районов, расположенных на окраине Москвы, после шумного Садового кольца, высоких многоэтажных зданий родное Замоскворечье, особенно начало Люсиновского переулка, показалось частью захудалого провинциального городка. Невысокие, в основном одноэтажные, деревянные дома, многим из них давно перевалило за сотню лет. Одинокая кирпичная шестиэтажная громада, торчащая, как айсберг, лишь подчеркивала убогость и ветхость домов и домишек.
Руслан с щемящей болью смотрел на родной переулок. Не верилось, что он находится почти в самом центре столицы. Было непонятно, почему, застраивая окраины, создавая новые жилые массивы, обошли стороной Замоскворечье, оставив почти без изменения дряхлые купеческие особняки и кривые переулки.
Дверь открыл сосед Волков, лысый, небритый, в поношенной фланелевой рубахе. От него дурно пахло водкой, луком и селедкой. Волков театрально развел руки. На обрюзгшем лице появилась гримаса, похожая на улыбку.
— Милости просим, дорогой Руслан Сергеевич! — И, повернувшись, вдруг закричал в глубь полутемного коридора: — Варвара, с тебя причитается! Встречай наследника!
Мать выглянула из своей комнаты, радостно вскрикнула и, вытирая о передник руки, поспешила к Руслану.
— Сын! Сыночек!..
Руслан осторожно обнимал мать, отвечал на вопросы и впервые смотрел на нее глазами повзрослевшего сына, с острой грустью отмечая про себя, какая она, его «грозная» мама, в сущности, хрупкая, молодая еще женщина, с чуть поседевшими волосами. Он впервые понял, как ей нелегко было воспитывать такого сорванца, каким был он.
Руслан представил матери Бондарева. Тот, щелкнув каблуками, галантно поцеловал ей руку. Мать, польщенная таким вниманием, зарделась, у нее лукаво сверкнули глаза, и она засуетилась, выставляя на стол имеющиеся продовольственные запасы.
Бондарев подошел к комоду и стал рассматривать портреты родителей, висевшие на стене. Мать Руслана, молоденькая и красивая, в летнем платье, с тяжелой русой косой на плече, беззаботно улыбалась с раскрашенной фотографии. Отец, слегка выставив левое плечо, чтобы были видны звездочки на погоне, в лихо сдвинутой набекрень фуражке, смотрел из квадратной деревянной рамки пристально и пытливо, пряча под небольшими светлыми усами добрую улыбку.
В комнате становилось все теснее. Жильцы их квартиры и соседи по подъезду под разными предлогами заходили к Варваре Николаевне, чтобы своими глазами взглянуть на Руслана. Подумать только, этот непутевый парень, сорвиголова, разбивший в детстве не одно окно тряпичным футбольным мячом или хоккейной самодельной шайбой, неудачник, провалившийся на экзаменах и вместо института очутившийся в цехе завода, вдруг стал знаменитостью. О нем пишут в газетах, напечатали портрет, Президиум Верховного Совета своим Указом награждает медалью, а теперь показывают по телевизору, как он дерется на боксерском ринге.