Огромный Дворец спорта, клокотавший и гремевший, как кратер вулкана, сразу наполнился звонкой тишиной. Тысячи пар глаз с удивлением смотрели на ринг. Там одиноко, смущенно опустив руки, стоял солдат из далекого Ташкента, тот самый, который во втором раунде отсиживался на полу и в которого, если говорить честно, никто не верил. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Чокарев тяжело дышал, хватал открытым ртом воздух, и по широкой шее медленно катились крупные капли пота.
— Стоп! — закричал судья на ринге, оттолкнув Коржавина, наклонился над Олегом, покачал головой и без особого энтузиазма взмахнул рукой. — Раз…
Руслан не спеша пошел в нейтральный угол. Тренеры, ветераны бокса, знатоки, вытаращив глаза, обалдело смотрели то на лежащего чемпиона, то на Коржавина. А корреспонденты, охваченные каким-то задором, торопливо фотографировали и Чокарева, и Коржавина.
При счете «шесть» Чокарев открыл глаза, поднял голову, обвел всех невидящим взором. Он не слышал ни голоса Судьи, ни своего тренера, который, сложив ладони рупором, кричал: «Вставай, засчитают нокаут!» Чокарев лишь по выставленным пальцам судьи понял счет секунд и, опираясь потными руками о пол, медленно приподнялся. В голове гудело. Взглянув на Коржавина, он вдруг увидал не его, а того рыжеволосого парня из штата Колорадо, которому он проиграл в Токио на Олимпиаде. Только у этого почему-то нет смешных усиков, да весь он какой- то бронзовый, как древнегреческая статуя.
При счете «восемь» Чокарев встал и, подняв руки к лицу, шатаясь, с огромным усилием сделал шаг вперед.
— Стоп! — крикнул судья и торопливо преградил путь Коржавину. — Стоп! Стоп!
Руслан и не думал пользоваться моментом. Он просто спешил к Олегу, чтобы поддержать того, не дать упасть.
Судья на ринге, вытерев вспотевший лоб, вопросительно посмотрел на председателя жюри. Тот устало кивнул и сказал диктору:
— Ввиду явного преимущества…
Бондарев видел весь бой с первой секунды. Он никуда не уходил. Степан Григорьевич сначала отсиделся в буфете, а потом, когда боксеры вышли на ринг, пристроился в первом ряду среди журналистов. У него был свой расчет. Бондарев знал, что соревнования передаются по телевидению и большое начальство наверняка смотрит на голубой экран. Начальство не знает по фамилиям своих спортсменов, тем более что тут и не объявляют ни округ, ни род войск. Но начальство слишком хорошо знает Бондарева. Потому-то он и не пошел секундировать. Увидят проигравшего боксера, а в углу Бондарева, чего доброго, еще сделают свой выводы. Однако Коржавин поднялся и, к удивлению всех, сам пошел на сближение, предлагая ближний бой. Бондарев оцепенел. Внутри у него все запело: неужели?.. А Коржавин, обыграв Чокарева в ближнем бою, провел короткий, решающий удар. Бондарев вскочил и, прыгая через ступеньки, устремился к рингу.
Опережая Бондарева, к рингу летела Тина. Она пришла сюда задолго до начала состязаний и уселась почти у самого помоста. Потом, в ходе боев, она тщательно изучала работу операторов, наводивших объективы телевизионных камер на ринг. Когда Коржавин упал, у нее екнуло сердце, но она тут же подумала: «Не все ли равно, кому дарить букет. Вручу тому, большелобому».
Но едва судья поднял руку Коржавина, Тина не стала терять времени. На ступеньках она столкнулась с Бондаревым. Тот грубо оттолкнул ее, потом, узнав, извинился, потянул вверх и, наступив ногой на средний канат, поднял верхний.
— Лезь!
Тина нырнула между веревками, выскочила на ринг и, обведя всех торжествующим взглядом, выставив вперед букет, устремилась к Коржавину:
— Русланчик! Поздравляю!
Она вручила Коржавину букет, порывисто обняла и повернула Руслана так, чтобы ее лицо было видно в объективе телекамеры. Бондарев, перемахнув через канаты, бросился обнимать и целовать Руслана, а заодно и Тину.
Освободившись от объятий, Коржавин поспешил к Чокареву, который уже перелез через канаты, и протянул тому цветы.
Хмурое лицо Чокарева слегка прояснилось, он взял букет и устало, через силу улыбнулся.
Тина следовала за Русланом по пятам, не отрывая взгляда от темного зрачка телекамеры.
Глава двадцать первая