Гульнара оторопела. Этот велосипед ей дали совсем недавно в личное пользование. Султанов несколько раз ездил в Ташкент и с большим трудом достал всего четыре машины. И вот одну из них у нее на глазах превращают в металлолом.
— Остановитесь! — Гульнара вцепилась тетушке в руку. — Это же не моя. За нее платить придется! Такую нигде не купишь!
Тетушка Зумрат тяжело дышала. Вырваться из рук Гульнары ей не удалось.
— Шайтанская машина! — Она пнула исковерканный велосипед ногой.— Все! Теперь не будешь бесстыдно кататься по улицам и срамить наш род! Не вышло по-моему, но и по-твоему не будет! Хватит! Видит аллах, как я была терпелива! Но больше не позволю позорить мои седые волосы!..
Глава двадцать третья
Послав Коржавина проводить Тину, Бондарев задержался в дверях проходной и некоторое время смотрел им вслед. Они шли в полосе света, и на темном фоне леса отчетливо выделялись стройные фигуры, словно нарисованные художником. В прохладной тишине приятно постукивали каблучки дамских туфель.
Бондарев самодовольно усмехнулся, вспоминая красноречивые взгляды Тины. Он понял их сразу, ибо знал толк в женщинах и безошибочно разбирался в психологии. Избалованный женским вниманием и легкими победами, Бондарев постоянно томился жаждой нового, хотя по личному опыту знал, что всякое новое — это всего лишь повторение прошлого. Знал и другое, что своему успеху он обязан не столько личными физическими качествами, сколько популярностью чемпиона и киноактера.
Он смотрел на Тину и считал ее уже своей. «Прибежит после первого телефонного звонка», — рассуждал он, мысленно перебирая свои возможности и намечая срок.
— Товарищ тренер, а девчонка что надо, в стиле модерн.— Солдат с красной повязкой дневального выразительно присвистнул.
Бондарев не обратил на него внимания. Тогда дневальный, не скрывая обиды, произнес с грустью:
— Ваши боксеры всех милашек позакадрили, нам ничего не осталось.
— Уметь надо,— бросил Бондарев.
— Мы-то умеем, да разве сунешься под кулаки. Бьют-то они как! Я сам видел в спортивном зале, как на приборе стрелки подскакивали. У этого вашего Коржавина удар-то полтонны.
— О! Да ты, видать, парень гвоздь! — усмехнулся Бондарев и, не оглядываясь, направился к зданию гостиницы.
Спать не хотелось, да он и не привык ложиться так рано. Степан Григорьевич подсел к телефону и начал разыскивать председателя жюри. Свои люди уже сообщили Бондареву о том, что Першин, тренер Игоря Долгопалова, принес справку от врача и снял своего боксера. Видимо, тот, не надеясь на Долгопалова, который вряд ли сможет бороться с Коржавиным, решил не рисковать и довольствоваться вторым местом. Однако эти факты, хотя их и сообщили друзья, следовало проверить.
Председатель жюри, узнав по голосу Бондарева, подтвердил сообщение.
— Степан, ты меня слышишь? С тебя бутылка коньяку. Да, да, Першин принес бумагу от доктора... Правильно сделал... Так что твой уже чемпион. Понимаешь, чемпион! Без финального боя. Поздравляю! — И тут же посоветовал Бондареву: — Степан, ты только не спеши, не радуй парня. Пусть до утра потерпит. Утром пусть явится на взвешивание, чтобы чин чином. Ясно? А там мы ему объявим. Вот так. Ну, еще раз поздравляю! А насчет коньяка не забудь. Не зажиль!
Бондарев положил телефонную трубку и, потирая руки, заходил по комнате. Вот это да! Ай да Руслан! Вывез. Бондарев снова на виду. В тренерском совете завтра лопнут от зависти.
Бондарев проснулся поздно. Лениво потянулся под шерстяным одеялом. Степан Григорьевич посмотрел на большие стенные часы и снова потянулся. Вставать не хотелось, а надо. До окончания взвешивания боксеров остался ровно час. «Автобус давно ушел», — подумал он и стал одеваться.
Не заходя в военный городок, Бондарев направился на станцию, сел в электричку. В Москве, на вокзальной площади, взял такси.
— В Лужники, во Дворец спорта. Побыстрее!
Взвешивание подходило к концу, когда Степан Григорьевич ровной, уверенной походкой вошел в просторную комнату, освещенную утренними лучами солнца. Бондарев, широко улыбаясь, поприветствовал врача, осматривавшего спортсмена, похлопал по плечу боксера- тяжеловеса, который одевался после взвешивания, поздоровался за руку с тренерами, судьями.
Старший судья на взвешивании — ветеран бокса, грузный, рано облысевший,— показал пальцем на часы.
— Осталось пятнадцать минут до конца, а твой Коржавин даже прикидку не делал.
Бондарев, продолжая улыбаться, внутренне насторожился. «Неужели опаздывает?» Вслух же сказал, что боксеры живут за городом, возможно, что автобус застрял на перекрестке и спортсмены вот-вот явятся сюда.