— Ну что же, буду рад, — сказал Арсентьев, — а пока что… — Вежливо улыбаясь, он развел руками.
При нагрузке ось ротора получала значительное смещение. Подшипники крошились, летели, горела смазка. Чтобы создать для них нормальные условия, нужно было срочно выяснить характер перемещения оси. Юра, не задумываясь, приладил к торцу оси конец длинной стрелки, полагая по отклонению другого конца наблюдать движение оси. Однако, к его удивлению, громадная скорость вращения ротора истерла металл стрелки в месте соприкосновения с осью за несколько минут, спутав все показания. Песецкий, не придавая этому особенного значения, посмеялся над Юрой и установил стрелку из более твердой стали. Повторилась та же история. Он снова сменил стрелку — и опять безрезультатно. Тогда он приварил к стрелке победитовую пластинку, но даже и победит — самый твердый из известных ему сплавов — вел себя на таких скоростях не лучше сливочного масла. Ось стачивала победит быстрее, чем они успевали закончить первый цикл измерений. Песецкий пошел на хитрость — насадил на торец оси колпачок из мягкого металла. Единственное, что ему удалось, — несколько увеличить время истирания стрелки. Пустяковая на первый взгляд задержка вырастала в серьезную проблему.
— Придется подобрать такое сочетание двух металлов, которые бы одинаково истирались, — решил Песецкий. — Дьявольски нудная работа.
— Ничего, при вашем сочетании характеров можно подобрать все что угодно, — приободрила Анна Тимофеевна.
Песецкий потребовал разъяснений. Они иногда устраивали пятиминутную разрядку, «мозговой душ».
— Пожалуйста. — Анна Тимофеевна улыбнулась. — Упорство и злость Николая Савельевича, плюс энтузиазм и самоуверенность Юры, плюс ваша конструкторская изворотливость и самолюбие, Песецкий.
— Позвольте, — серьезно спросил Николай, — какую злость вы мне приписываете?
Анна Тимофеевна смутилась, замахала руками, и Николай понял, что вопрос ей неприятен. Его задело то, что Юра и Песецкий словно поддерживали ее своим молчанием. Может быть, под злостью они понимают его нетерпение, его требовательность?
— Нет, совсем не то, — вдруг храбро заявила Анна Тимофеевна. — Не считайте нас слепыми, Николай Савельевич, мы прекрасно видим, что если раньше Харкер был для вас выходом из положения, то теперь он вам мешает.
Николай почувствовал себя застигнутым врасплох. Похлопал себя по карманам, достал спички, закурил, чтобы как-то выиграть время. Рассказать? А потом? Разве он, руководитель, имел право в момент самых напряженных исканий охаивать то, над чем они бились, разочаровывать их, уводить в сторону? Его прибор еще не обрел права на жизнь, и если от этого больно на душе, то пусть только у него одного, тем более что он сам виноват в этом, — он выбрал неверный путь. И, вероятно, впервые в жизни, избегая требовательного взгляда своих друзей, он побоялся сказать правду.
— У меня такое впечатление, Песецкий, что вы стучитесь лбом о стенку, — неуклюже перевел он разговор. — Вот теперь хотите потратить неделю на подбор двух металлов, а помните, на фронте? В лоб противника не взять, не выходит, — идем в обход.
Песецкий проворчал:
— Тут от этой проклятой оси никуда не уйдешь.
Все же замечание Корсакова заставило его призадуматься. Он безуспешно испробовал оптический метод, потом стал в месте соприкосновения оси и стрелки менять их формы: иглу соприкосать с плоскостью, шар с шаром, шар с плоскостью.
— Ничего не выходит, — жаловался он, — не подобрать удачной пары, поедом едят друг дружку!
— Говорят, браки заключаются на небесах, — подтрунила Анна Тимофеевна.
— Я холостяк, — скорбно вздохнул Песецкий. — Закоренелый холостяк. В быту я тоже не могу подобрать себе подходящую пару.
Разговор на том бы и закончился, однако вмешалась Люда, восхищенная возможностью поболтать о таком волнующем предмете.
— Счастливые браки… Как же они получаются, Анна Тимофеевна?
Анна Тимофеевна почему-то порывисто пригладила волосы, закраснелась и ответила с непонятной для мужчин горячностью:
— Во всяком случае не при помощи такой механической подгонки, какой занимается Песецкий. Связь между двумя людьми должна, мне кажется, быть прежде всего духовной, ну, как мы говорим, — индуктивной.
— Какой? — переспросил со своего места Николай.
— Духовной.
— Нет, а потом какое слово?
— Индуктивной, — повторила Анна Тимофеевна, и все недоуменно посмотрели в сторону Николая. Глаза его сверкали такой озорной радостью, что все, еще не зная чему, тоже заулыбались.