Он осторожно вынимает из бумажника измятую, затрепанную бумажку.
Семен разыгрывает ужас.
— Ты знаешь, он… он перестал улыбаться!
— Еще бы, — смеется Николай, — я ему еще устрою приятное соседство. — И он злорадно укладывает вырезку в бумажник рядом с осциллограммой. — Теперь я могу быть спокоен: мистеру Харкеру есть о чем беспокоиться.
Они долго молчали.
— Семен, если там будет Тамара, я вас познакомлю.
— Судя по твоим рассказам, она мне не нравится, она верхоглядка. — Семен не может говорить спокойно, ему обязательно надо размахивать руками, он чуть не сваливается с подножки.
— Возможно, — отвечает Николай и мысленно договаривает наперекор себе и Семену: «А все-таки я ее люблю».
Они сошли на маленьком, безлюдном полустанке и с трудом отыскали дорогу на полигон. Узкое шоссе ныряло в солнечную зелень рощи. Николай взглянул на часы. Испытания машины Ильичева начались два часа тому назад.
Николай заискивающе попросил:
— Сенечка, милый, давай пробежимся.
— Ты в своем уме? Три километра!
— Всего три тысячи метров! Помнишь физкультуру: три тысячи — пятнадцать минут.
— У тебя плохая память, — обиделся Семен. — Я никогда не посещал физкультуры, у меня было освобождение.
— Ну, ладно, неси тогда мой пиджак.
Николай бежал, набирая ход; просвечивающая через листву солнечная рябь плескала ему в лицо, лизала грудь и руки. Он давно уже не был за городом, и свежий, буйный воздух полей захлестывал дыхание. Николай начал задыхаться, но пересилил себя и продолжал бежать, ожидая второго дыхания. Оно пришло, оно всегда приходит, если не остановишься, не перейдешь на шаг. И вслед за ним возникала радость быстроты, где в легком ритме соразмерны взмах руки и движения ног, где каждый мускул толкает вперед.
На бескрайнем травяном просторе полигона куча людей представлялась издали маленькой, и, лишь приблизясь, Николай различил, как много здесь собралось народу. Он узнал нескольких мастеров из сборочного цеха, инженеров…
Еще не видя ее, он почувствовал, что Тамара здесь. Она стояла вместе с Анной Тимофеевной в плотной толпе, окружившей машину. Он хотел протиснуться к ним, но его окликнули. Он обернулся — ему махал рукой, подзывал к себе Ильичев. Он был в парадном мундире, со множеством орденов. Рядом с ним прогуливались Михаил Иванович, Попов и Агарков. Николай поздоровался со всеми.
— Не уважаешь, опоздал на два часа двадцать минут, — пожурил Ильичев.
— Все в порядке? — спросил вполголоса Николай у Агаркова.
Тот хмуро кивнул головой.
Испытания кончились, комиссия проверила пломбы и снимала показания приборов. Уже стало известным, что регулятор давал возможность набирать скорость не выше, чем на пятнадцать процентов сверх заданной. В машине оставался еще большой, неиспользованный запас возможностей, и настроение у всех было подавленное.
Из-под машины вылез рослый, широкоплечий парень, не разгибаясь стал чистить колени, перепачканные глиной. По ярости, с какой он тер комбинезон, видно было, что его досада относилась к чему-то другому, гораздо более важному. Когда он выпрямился, чтобы поправить сползающий берет, Николай узнал Совкова.
Инстинктивно, не отдавая себе отчета, Николай попятился за Ильичева и Михаила Ивановича. Ему было стыдно и страшно встретиться с Совковым. Но еще постыдней было трусливо прятаться за чужие спины.
Он пересилил себя и подошел к Совкову. Десяток шагов по ровному полю, а тяжелей, чем забираться на крутую гору.
— Здравствуйте!
Совков с минуту стоял неподвижно, видно смиряя накопившуюся досаду, потом сдернул берет и низко поклонился.
— Спасибо вам, Николай Савельевич, от имени всех наших комсомольцев — спасибо. Удружили.
Николай широко улыбнулся. Страх его перед Совковым исчез. Что значили эти обидные слова по сравнению с тем чувством неоплатной вины перед заводом, которую нес на себе Николай со дня неудачной приемки регулятора. Кто мог лучше него самого понять весь позор совершенной ошибки? И то, что он понимал ее и знал, что она никогда не повторится, преисполняло его спокойным сочувствием к словам Совкова. Он был даже доволен, что Совков сердится, — они тем самым становились единомышленниками.
— Правильно, Совков. Цена моей ошибки велика, — сказал Николай, — и я сделаю все, чтобы отквитать ее. Я получил хороший урок, и теперь дело за вами, коллега.
Совков пожал плечами. Интересно, каким, боком его собираются припутать к этой истории?
Пробиваясь сквозь хмурую настороженность, сквозь обиду и недоверие Совкова, Николай пытался передать ему то чудесное простое открытие, которое вздымало его на гребень неведомых доселе мыслей, вздымало слитыми воедино дружескими усилиями Анны Тимофеевны и Ильичева, Маркова и Родина, Михаила Ивановича и Тамары.