- Но если бизнес потребует, они же перережут мне глотку? - с усмешкой спросил я.
- Бизнес - жестокая вещь, Майкл, - обреченно сказал Брайт, - а моя страна - страна бизнеса. Большие боссы пытаются припудрить свой бизнес молятся, что-то проповедуют, дерутся, мирятся. Я в этом не участвую.
Я веду свою игру. Маленькую. Но добровольно из нее не выйду.
- Что это за игра? На что ты играешь?
- На что люди играют? На деньги, конечно! Сейчас мне повезло. Я попал на большие бега. Ставить можно гроши, а сорвать неплохой куш.
- А потом?
- Потом? - с недоуменном переспросил Брайт. - Мало ли что будет потом! Потратить деньги гораздо проще, чем заработать. Потом, например, я женюсь. Кстати, у моей Джейн нет денег. Ее отец служил путевым обходчиком и попал под поезд. Говорят, что был пьян. А он был трезв как стеклышко, все, кто его видел перед смертью, это подтверждают. Но боссы из компании твердят: "Был пьян".
Поэтому не платят пенсии. А Джейн всего лишь машинистка. Словом, мы не сможем пожениться, если я не заработаю хотя бы десять тысяч баков.
На мгновение у меня возникло желание сказать Чарли, что он для меня марсианин. Если он действительно любит свою Джейн, а ока его, то...
Впрочем, говорить все это не имело никакого смысла.
- Ладно, Брайт, - сказал я устало. - Живи по своим законам. Мне они кажутся дикими.
- Ты не любишь Америку?
Брайт смотрел на меня пристально-выжидающе.
- Я никогда не был в вашей стране, но люблю ее, - ответил я. - Только не ту, которую видел сегодня в газетах.
- А какую?
Я не стал объяснять Брайту, что собираюсь посвятить свою жизнь изучению истории Соединенных Штатов.
- Сражающуюся, - коротко сказал я.
- То есть когда мы вместе воевали?
- Нет, не только тогда. Я люблю ту Америку, которая сражается за правое дело. За свою независимость, против рабства. За расовое равноправие, - в вашей гражданской войне я был бы на стороне северян. Я люблю Америку, сражающуюся против фашизма. И ненавижу Америку, делающую бизнес. А теперь давай прощаться. Мне надо работать.
- Делать своп бизнес? - иронически спросил Брайт.
Я промолчал.
Брайт направился к двери, но задержался у порога и нерешительно сказал:
- Слушай, Майкл, ты ведь не знаешь, зачем я сюда приехал.
- Чтобы сделать свой бизнес, - жестко ответил я.
- Не только. Мне нужно было с тобой повидаться.
- На кой черт я тебе понадобился?
- Видишь ли... Мне кажется, Стюарт что-то затевает... - Что именно?
- Не знаю. Если узнаю, сообщу.
- Зачем? Это же не входит в твой бизнес.
- Вне работы я свободный человек.
- Совесть во внерабочее время?
Он ничего не ответил. Прощально взмахнул пустой сумкой и ушел.
Мне потребовалось немало времени, чтобы успокоиться. Упоминание о Стюарте я пропустил мимо ушей. По сравнению с тем, что я прочел в газетах, стычка с этим англичанином казалась незначительной. Но то, что Брайт говорил о бизнесе!.. Это взволновало меня, может быть, больше, чем история с фотоснимком.
Я получил наглядный урок социологии...
Ладно, к черту их грязный бизнес! Я должен работать.
Перепалка с Брайтом отняла у меня не меньше часа...
Однако прошло еще какое-то время, пока я сумел взять себя в руки.
"Ах, - думал я, садясь за стол, - если бы мне удалось опровергнуть все темные догадки, все провокационные предположения западных газет хотя бы одной ссылкой на то, что в самом деле происходит сейчас в Цецилкенхофе!
Привести хотя бы одну фразу, произнесенную за тем круглым столом..."
Я посмотрел на часы. Было без пяти три...
В эти минуты...
В Соединенных Штатах Америки было раннее утро, но генерал Гровс уже сидел за письменным столом, еще и еще раз выверяя текст своего отчета о первом в истории человечества атомном взрыве.
Отчет содержал около двух тысяч слов и был адресован военному министру США Стимсону, хотя предназначался, конечно, президенту. Кроме личной секретарши Гровса, к перепечатке отчета была допущена еще только одна тщательно проверенная машинистка.
На соседней военной авиабазе уже готовили самолет, которому предстояло пересечь и доставить в Потсдам доклад геперала Гровса. Прочитав доклад, президент назовет его началом "новой американской эры",
В эти минуты...
Сталин в своем бабельсбергском кабинете читал очередное донесение Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала Василевского о ходе переброски советских дивизий к маньчжурской границе, за которой располагалась главная ударная сила Японии - Квантунская армия.
В эти минуты...
Черчилль заканчивал свой ленч с Трумэном в "малом Белом доме". Оркестр Королевской морской пехоты, прибывший вместе с английским премьер-министром, играл в саду заключительный марш. Черчилль был в хорошем настроении - Трумэн еще раз заверил британского союзника в своей полной поддержке.
В эти минуты...
Трумэн, уже не слушая Черчилля, мысленно искал и не находил ответа на вопрос: сказать ли Сталину, что Америка обладает теперь оружием неимоверной силы?..
Впрочем, президент боялся даже подумать о том, что его величайшая тайна может стать известной русским. Но он боялся и другого: встретить жесткий, холодно-уничижительный, исполненный презрения взгляд Сталина после того, как оружие будет пущено в ход и перестанет быть тайной.
"Что я отвечу ему?.. - спрашивал себя Трумэн, - Что видел и вижу в этом оружии силу, способную поставить на колени не только Японию, но и весь мир, и прежде всего Россию?.."
Трумэн вздрогнул. На мгновение ему показалось, что находившийся сейчас в своем доме Сталин услышал то, о чем только подумал американский президент.
"Так как же: сказать или не сказать?!"
В эти минуты...
Американские и английские солдаты-автоматчики занимали свои посты у подъездов Цецилиенхофа. Советские пограничники, окружавшие замок, наблюдали за ними сдержанно и безмолвно.
Над Бабельсбергом небо было безоблачно. Сияло солнце. Блики его отражались на зеркальной поверхности озера Невинных дев.
В четыре часа дня должно было начаться очередное заседание Потсдамской конференции.
Конец первой книги