Самый тяжелый, самый страшный период войны связывал Воронова с этим человеком. Бои шли на ближних подступах к Москве, враг стоял на окраинах Ленинграда, решалась судьба всего, что было свято, дорого и близко миллионам советских людей...
Затем война на целых три с половиной года разъединила Воронова с его бывшим командиром дивизии. Их военные дороги разошлись с тем, чтобы случайно сойтись вновь только сейчас.
Воронов поспешно шагнул вперед, словно хотел обнять генерала, по овладел собой и, покраснев от сознания, что это его движение было замечено, вовремя остановился.
- Здравия желаю, товарищ генерал! - преувеличенно громко отчеканил он.
Но Карпов уже стоял возле Воронова и, положив ему на плечи свои тяжелые руки, тряс его, будто желая убедиться, что перед ним не призрак, а действительно Михаил Воронов...
- Михаил, Михаиле, Мишка... - взволнованно твердил генерал. Обращаясь к капитану, который стоял попрежнему вытянувшись и молча наблюдал эту сцену, он с улыбкой сказал: - Однополчанина встретил!.. Под Москвой вместе дрались... - Снова перевел взгляд на Воронова и спросил: - Ты как сюда попал? Значит, по-прежнему в армии? Майором стал... Орденов, нахватал... Герой!
Две орденские планки на вороновском кителе выглядели довольно скромно по сравнению с четырьмя рядами планок на кителе генерала. К первому полученному им ордену - Красного Знамени - Воронов в свое время был представлен именно Карповым. Но - что греха таить! - всетаки было приятно, что генерал обратил внимание на его награды.
- Ты что здесь делаешь? Как сюда попал? - по-прежнему улыбаясь, повторил свой вопрос Карпов.
Воронов уже справился с волнением и, снова вытянувшись, ответил:
- Только что прибыл из Москвы, товарищ генерал...
- Из Москвы-ы? - удивленно протянул Карпов.
Дальнейшая судьба его дивизионного редактора была ему неизвестна.
- Я теперь в Совинформбюро работаю, товарищ генерал, - торопливо пояснил Воронов. - Получил приказание отбыть в Потсдам, но сначала велено было явиться...
При слове "Потсдам" генерал разом перестал улыбаться. Лицо его нахмурилось. Уже другим, суховато-строгим тоном он спросил:
- А в Берлине ты зачем?
- В Совинформбюро сказали, что сначала надо...
- Много они там знают, - прервал его генерал. - Пошли, - коротко приказал он.
По лестнице они спускались молча: генерал - впереди, Воронов - шага на два сзади.
Неподалеку от дома, где была подписана капитуляция, теперь собралось еще больше машин - несколько "эмок", окрашенных во фронтовые камуфлирующие цвета; поблескивающий свежей черной краской, очевидно, недавно присланный из Москвы "ЗИС-101", а также иностранные "хорьхи", "мерседесы" и "форды" с английскими и американскими флажками на радиаторах.
Как только генерал в сопровождении Воронова появился на улице, одна из "эмок" быстро подъехала вплотную к нему.
- Садись, - сказал Карпов, открывая заднюю дверь.
Воронов был уверен, что генерал сядет рядом с шофером, и попытался забраться на заднее сиденье вместе со своим чемоданом.
- Чемодан-то куда? - спросил генерал. - Возьми его к себе, - приказал он водителю-ефрейтору. Затем опустился на заднее сиденье рядом с Вороновым. - У тебя в командировочном предписании что написано? - спросил генерал, когда машина тронулась.
Поскольку он произнес эти слова уже не приятельским, 8 суховато-служебным тоном, Воронов ответил ему так же официально:
- Я вам уже докладывал, товарищ генерал. Потсдам.
- Покажи.
Воронов достал предписание и протянул его генералу.
Карпов внимательно прочел документ и, возвращая его Воронову, сказал:
- Все верно. Значит, фотокорреспондент, - как бы про себя удовлетворенно добавил он.
Шофер, слегка обернувшись назад, спросил:
- Куда следуем, товарищ генерал?
- На объект, - коротко приказал Карпов. Он искоса посмотрел на Воронова, и улыбка снова появилась на его лице.
- Ну, майор, рассказывай, как воевал все эти годы?
Но Воронову было сейчас не до рассказов. По правде говоря, он несколько растерялся. Генерал явно имел отношение к цели его, Воронова, приезда сюда. Но какое именно? На какой "объект" они едут?
- Товарищ генерал, - робко спросил он, - куда же мне следует сейчас обращаться? Насколько я понял свое задание, мне...
Генерал предостерегающе поднял руку. Снова улыбнувшись, он повторил свой вопрос:
- Как жил эти годы? Расскажешь? Выдай сводку "От Советского Информбюро".
Воронов коротко перечислил должности, которые занимал, и фронты, на которых побывал.
- Плохая сводка, формальная, ничего из нее не поймешь, - недовольно пробурчал Карпов, - как в начале войны. Наши войска оставили населенный пункт "Н".
Пленный ефрейтор Отто Шварц заявил: "Гитлер капут".
Такие сводки печатают, когда дела ии к черту. У тебя, насколько я понимаю, все в порядке. Ну? - произнес Карпов уже иным, добродушным тоном. - Женился наконец? Нашел свою Марью?
"А ведь помнит!" - с восхищением и в то же время с грустью подумал Воронов. Более трех лет назад, в один из мрачных вечеров под Москвой, он рассказал комдиву, как случайно встретил девушку в кино, как они познакомились, а потом, месяца через три, она пришла к нему на Болотную. Тогда же Мария и Михаил решили пожениться.
Но так и не успели соединить свои судьбы. Воронов ушел в народное ополчение. Весь курс Марии - она училась в медицинском институте - подал заявление в военкомат и вскоре был отправлен на фронт.
- Нет, пока не нашел, - с благодарностью ответил Воронов. - Ее еще не демобилизовали.
При этом он счастливо улыбнулся: к его возвращению из Берлина Мария тоже должна была вернуться в Москву.
Потом, словно спохватившись, нетерпеливо спросил:
- А вы-то как, Василий Степанович? Вы-то где воевали?
- Где я воевал? - переспросил Карпов, - И у Конева и у Жукова...
"А теперь?" - хотелось спросить Воронову. Он надеялся по ответу генерала хоть отчасти разобраться в том, что его волновало. Ведь Карпов наверняка занимал крупный пост в штабе советских оккупационных войск.
Воронов помнил Карпова моложавым, стройным, черноволосым полковником. Сколько раз он приходил к нему в покрытую тяжелыми пластами декабрьского снега дымвую землянку со свежим номером дивизионной газеты "В бой за Родину". Вместе с Карповым и другими работниками штаба и политотдела он однажды вел бой прямо на КП дивизии, когда все, независимо от должностей и званий, взяли в руки оружие и отражали натиск врага. Бок о бок с Вороновым сражался и его непосредственный начальник - комиссар дивизии Баканидзе, старый большевик, пошедший в роту, когда враг предпринял последнюю отчаянную попытку прорваться к Москве. Немцы были остановлены, но Баканидзе из роты не вернулся...