Неожиданно выкатившееся солнце ослепило Шенна. Он сонно повернул лицо к приятному теплу, затем открыл глаза и потянулся, как кот. Когда он окончательно проснулся, им вновь овладели воспоминания. Снова надо быть начеку. Рядом с собой он увидел примятую траву и сгоревшие угольки ночного костра. Однако нигде не заметил ни Торвальда, ни росомах.
Шенн не только остался один, но внезапно им овладело жуткое чувство, что его покинули все на свете; что Тагги, Тоги и офицер на самом деле взяли да исчезли. Шенн присел, а затем поднялся, порывисто дыша от страха. Тревога пронизывала все его естество, и он машинально дошел до внутреннего склона скалы и поднялся на каменную крестовидную площадку, откуда мог видеть берег, где они спрятали свое каноэ.
Длинные ветки и густая трава, которой они прикрыли суденышко от чужого взора, беспорядочно валялись вокруг, точно кто-то в спешке раскидал их. И не слишком давно…
Он увидел каноэ довольно далеко в зеркально спокойном море в пределах атолла, лопасти весла то вздымались, то опускались от умелых движений того, кто находился в каноэ. Встревоженная вода вокруг суденышка ярко сверкала на солнце. По блестящим валунам внизу бегали росомахи и громко, тревожно кричали.
— Торвальд!..
Шенн набрал полные легкие воздуха и крикнул еще раз, на этот раз во весь голос, так чтобы сидящий за веслами человек смог услышать его даже из-за скалы за его спиной. Но человек в лодке даже не оглянулся.
Шенн побежал вниз по склону к берегу; последние несколько футов он уже не бежал, а скользил вниз и с трудом сумел затормозить пятками, чтобы не свалиться головой вперед в воду. От этих «упражнений» его тело мучительно заныло от боли.
— Торвальд! — снова крикнул он. Но голова с блестящими на солнце волосами не повернулась, не говоря уже о каком-либо ответе. Шенн сорвал с себя одежду и сбросил сапоги.
Когда он прыгал в воду, он уже не думал о морских чудовищах; он плыл и плыл вперед, чтобы догнать каноэ, скользящее вдоль рифов, медленно подплывая к морским воротам, ведущим на юго-запад. Шенн был плохим пловцом. Сперва, возбужденный от неожиданности, он плыл довольно быстро, но потом ему пришлось бороться за каждый преодолеваемый им фут соленой воды. Страх еще сильнее овладел им, когда сидящий в каноэ человек добрался до прохода в атолле. Когда он звал Тор-вальда, он потратил времени и силы легких не больше, чем в своих тщетных усилиях догнать суденышко.
И он почти догнал его, его рука даже коснулась весла. Когда его пальцы сомкнулись на скользком от воды дереве, он взглянул вверх и тотчас же отдернул руку. Теперь единственной его мыслью было спасать свою жизнь.
Ибо, когда он нырнул с головой в воду, то перед ним до сих пор стояла отчетливая картина того, что он увидел: и картина настолько поразительная, что Шенн был потрясен до глубины души.
Наконец Торвальд перестал грести, поскольку весло понадобилось ему для другой цели. Если бы Шенн вовремя не отпустил его, то эта грубо вытесанная деревяшка проломила бы ему череп. Единственное, что он видел, — это две руки с веслом, поднятым как грозное оружие, и искаженное от гнева лицо Торвальда, от чего оно казалось нечеловеческим, как у трогов.
Наглотавшись воды, потрясенный Шенн выплевывал ее, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха. Весло снова было использовано по своему прямому назначению, и каноэ поплыло вперед; гребец же не обращал никакого внимания, на то, что творилось у него за спиной, хотя он только что едва не убил и не утопил человека. Шенн в свою очередь решил не предпринимать еще одну попытку догнать офицера, ибо она могла закончиться для него не так удачно. К тому же он был слишком плохим пловцом, чтобы продолжать догонять каноэ и уворачиваться от ударов веслом, когда Торвальд, напротив, был специалистом в своем деле и мог запросто покончить с назойливым противником.