Лес безмолвствовал.
А затем в жизнь Маэддока пришла беда.
Кайла, младшая дочь первого советника Старейшины Нигги, золотоволосая красавица, никогда не обращала внимания на парня. В самом деле, что общего может быть у сына простого кожевенника и столь знатной девушки, носившей в ушах серьги, сработанные из перламутровых раковин белых улиток — редчайших созданий, живущих в самом сердце Гиблой трясины. Такие серьги стоили десяти быков, но советник не жалел ничего для красавицы-дочери.
Которая, к тому же, приходилась пра-пра-правнучкой самой Старейшине Нигге.
Кайла была завиднейшей невестой в клане Волка, однако к хижине советника не спешили женихи. Золотоволосый ребенок рождался в деревне раз в десять лет, и ему была уготована своя, особая судьба. Её определяла колдунья Эпола — сестра-близнец Старейшины Эпохи, такая же высохшая и сгорбленная старуха. Разнила сестер лишь хромая нога — Эпола припадала на левую, а Эпоха — на правую. Рассказывали, что сестры родились, намертво сросшись друг с другом бедрами, и мать разделила их при помощи топора.
Когда Кайле миновало шестнадцать, в первые дни осени, дождавшись, когда косяки диких гусей потянутся прочь по неласковому хмурому небу, Эпола кинула лягушачьи кости в глиняную ступу. Она долго толкла их, монотонно раскачиваясь на месте, периодически плюя в получившееся месиво и бормоча колдовские заклинания; всё это время девушка смиренно сидела рядом, кротко сложив руки на коленях и опустив голову. Вокруг хижины колдуньи толпился народ.
Наконец Эпола, выйдя из транса, вышла к людям и громогласно объявила: Боги открыли ей судьбу Кайлы. Девушке предстояло стать женой Ольхарда — Бога луны, и ткать для него звездное покрывало. Для того, чтобы сыграть свадьбу с Ольхардом, Кайле следовало взойти на костёр из берёзовых поленьев — берёза была священным деревом Бога. Как только её тело исчезнет в огне, дух отправится в Лунный дворец навстречу вечному счастью с новоиспечённым супругом. Обряд сожжения, по словам старухи, следовало совершить в ближайшее новолуние, то есть, через три дня, а при ослушании клан ждал гнев и суровое проклятье Бога.
Кайла выслушала весть об уготованной ей участи с лёгкой улыбкой на устах, а затем объявила притихшим соклановцам, что рада столь почётной судьбе и непременно проследит из Лунного дворца, чтобы у клана всегда был отличный урожай, плодовитый скот и богатый улов.
Народ возликовал.
А той же ночью Кайла пришла к Маэддоку. В тот злополучный миг его мать и сестры отлучились к тётке, и юноша коротал время один, наигрывая нехитрую мелодию на самодельной флейте.
«Я не хочу становиться женой Ольхарда, — сказала ему Кайла, опускаясь рядом с ошарашенным парнем на колени. — Я слишком молода и хочу жить здесь, а не в Лунном дворце, в который и не слишком-то верю».
Маэддок тут же сотворил знак Ваола, услышав такое кощунство.
«Ты не будешь знать горестей и печалей, — попытался он образумить дурочку. — К тому же, Бог даст тебе вечную жизнь и столько перламутровых раковин, сколько ты захочешь».
Кайла упрямо покачала головой:
«Я не хочу ни перламутровых раковин, ни вечной жизни, Маэддок», — сказала она. — Если я буду жить вечно, а мои родные умрут, разве смогу я обменять их жизни на эти раковины? Я хочу лишь остаться здесь. Помоги мне!»
В ответ на немой вопрос юноши она торопливо добавила:
«Ольхарду нужна нетронутая жена. Если же я взойду на костер не девой, он отвергнет меня, и пламя погаснет, а я останусь в клане».
Маэддок с ужасом глядел на неё. В клане Волка не было строгих требований к соблюдению девственности перед свадьбой, однако воля Бога — дело совершенно другое, и задумка Кайлы была чревата нешуточными бедами для всего народа Волка.
Однако девушка, увидев тень сомнения, мелькнувшую на его лице, разрыдалась и прильнула к юноше. Тесёмки её легкого мехового плаща развязались, и тот с шуршанием соскользнул на утоптанную землю хижины. Под плащом не было ничего, кроме обнаженного тела красавицы, и Маэддок дрогнул. Безумная мысль — а что, если всё обойдется? — посетила его, и он, более не колеблясь, отнёс Кайлу на ворох шкур, служивших ему кроватью.
Ничего не обошлось. В какой-то момент Кайла пронзительно завизжала, а Маэддоку показалось, что сам Ольхард спустился с небес: над ними нависал разъярённый отец девушки, а рядом щурила бесцветные глаза колдунья, потрясая своей заговорённой побрякушкой, сделанной из черепа белки.
Кайлу не тронули, лишь заперли в отцовской хижине, где ей предстояло провести ближайший месяц, не общаясь ни с кем.
Маэддока швырнули в хижину преступников, оставив в томительном ожидании Дня Суда. Его вина, может быть, не выглядела бы столь ужасной, не объяви девушка, что он сам взял её силой, похваляясь тем, что сумеет отнять у Ольхарда его невесту.
Над кланом нависла страшная угроза — проклятье Бога было соразмерно стихийному бедствию. Не один день провела колдунья в молитвах и заговорах; было даже принесено в жертву три белых телёнка и бессчётное количество куропаток, пока, наконец, Эпола не объявила, что Ольхард смилостивится при условии, что наглец понесёт достойное наказание.
Маэддок, питавший безумную надежду, что Бог укажет на истинную виновницу, обречённо приготовился к судилищу…
***
…Кора дерева под лопатками Маэддока неожиданно пришла в движение, и он стремительно отпрыгнул в сторону, откатившись по осклизлой земле. Вековой ствол неожиданно разверзся перед ним, явив взору юноши громадную щель, прорезавшую кору сверху донизу и пульсирующую багряно-красным. Из-под коры к Маэддоку тянулись жадные щупальца.
Маэддок забарахтался, пытаясь встать или хотя бы отползти, однако ничего не выходило: шок, вызванный неожиданным нападением, был слишком велик. Внезапно одно из щупалец выбросилось вперёд и хищно обвилось вокруг голой лодыжки юноши, настойчиво потянув к «пасти» дерева. Маэддок отчаянно забился, пытаясь вырваться, неуклюже дёрнулся назад и с размаху ударился затылком об выступающий из прелых листьев булыжник.