Через мгновение после смерти мы уже не можем избирать себе профессию, решать, где нам жить: в Далласе или Денвере, или размышлять о поездке в Европу. И, как только вечность официально заявит о своих правах на нас, мы уже не сможем избрать, где ее провести!
Конечно, даже в земной жизни наши решения весьма ограничены. Да, мы можем избрать, где жить, что есть и на ком жениться (или не жениться!), но решить не жить вечно – не в наших силах. Мы не можем абсолютно ничего предпринять для того, чтобы предотвратить наше вечное существование. Спустя тысячи лет, вы будете более живым, чем когда-либо прежде, и какие бы усилия вы сегодня ни прилагали, этот факт останется неизменным.
Прежде, чем совершить самоубийство, людям следовало бы поразмышлять о том, насколько велика вечность. Им кажется, что их сиюминутные беды дают им повод поставить точку там, где должна была бы стоять всего лишь запятая. Впрочем, хотя люди и могут собственноручно положить конец своей земной жизни, они бессильны сделать то же самое с жизнью грядущей. Они проходят через завесу только для того, чтобы обнаружить, что их осознанное существование продолжается – или посреди невообразимого блаженства, или в месте, которое можно представить разве что по фильмам ужасов.
Гамлет, размышляя о возможности самоубийства, спрашивает себя: «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?»[19] Суицид возможен только в этой жизни, но не в грядущей. По другую сторону смерти наши тела будут неподвластны разрушению. Возможно, в рамках этого нового бытия мы и сможем принимать какие-то решения, однако наш фундаментальный статус будет неизменен. Кому-то придется изо всех сил приспосабливаться к своему вечному страданию, другим же – благополучно привыкать к вечному счастью и блаженству. По ту сторону завесы существует только два места обитания; умирают люди только двух типов; нам предложены только две дороги.
И кто же решает, какую дорогу мы изберем? Кто решает, где проведут вечность двое утонувших юношей? У кого есть власть открыть врата небес для одних и закрыть их для других? Как нам обрести уверенность в существовании рая или ада? И каким образом выбор, который мы делаем в этой жизни, определяет нашу сферу обитания в жизни грядущей?
У каждого есть определенное мнение об Иисусе. Большинство людей считают Его великим учителем, любившим сажать Себе на колени маленьких детей. Помнят, как он прикоснулся к стенающему прокаженному и накормил обедом какого-то мальчика многотысячную толпу. Мы думаем, что такого Иисуса нечего страшиться, поскольку Он, выражаясь словами известного гимна, «кроток и милосерд».
Однако после Своего воскресения Иисус предстал в совершенно ином, ослепительном свете. Апостол Иоанн увидел Его в видении облаченным в длинное одеяние до пят. Далее он пишет: «Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей» (Откровение 1:14-16).
«Солнце, сияющее в силе своей»! Только представьте: полкилограмма тепловой энергии в массовом эквиваленте достаточно, чтобы нагреть двадцать миллионов тонн камней почти до полутора тысяч градусов! Если всего лишь полкило тепла способно превратить столько камней в лаву, то подумайте о солнце, излучающем четыре миллиона тонн энергии в секунду! Такая сила не умещается у нас в голове, однако это помогает нам понять потрясающее величие воскресшего Христа.
Неудивительно, что Иоанн пал к Его ногам, как мертвый. Однако Иисус, возложив на апостола Свою правую руку, сказал: «Не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живой; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (стихи 17-18).
Этими словами Иисус отделяет Себя от компании других «спасителей». Он предстал Иоанну не просто как мудрый Учитель и добрый Пастырь. Только Он один обладает властью открывать двери рая для одних и закрывать их перед другими.
Перед самым описанием своего видения Иоанн приводит слова Иисуса: «Я есмь Альфа и Омега, … Который есть и был и грядет, Вседержитель» (1:8). Альфа – это первая буква греческого алфавита (да, именно от нее произошло слово «алфавит»), а омега – последняя. Мы могли бы сказать, что Иисус – это «А» и «Я», – и, конечно же, все, что заключено между этими двумя буквами. «Энциклопедия Британника» состоит из 26 томов, однако все ее исторические, научные, географические и прочие статьи написаны с помощью английского алфавита, состоящего всего из 26 букв. Иисус – это «А» и «Я», и в Нем «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Колоссянам 2:3).