Воронов глядел на этого седовласого американца.
Встретив на улице, он, конечно, никогда не узнал бы его…
Но это был именно тот Чарльз Брайт, которого Воронов с таким нетерпением ждал. Широко раскинув руки, он крикнул: "Чарли! " — и бросился к человеку, все еще продолжавшему одиноко и нерешительно стоять на пороге.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НАЗАД, В ПРОШЛОЕ
В июле 1945 года Воронов снова ехал в Берлин.
Война опять обступала его со всех сторон.
Правда, теперь не раздавались винтовочные выстрелы, не частили автоматы и пулеметы, не слышались разрывы бомб и снарядов. Но ведь и на войне, окончившейся немногим более двух месяцев назад, тоже бывали минуты, а то и целые часы, когда в лица солдатам молча смотрели пустые или наполненные водой темные глазницы воронок, мертвые развалины домов…
Воронов ехал в купе жесткого вагона. Соседями его были майор в форме пограничных войск и двое армейских офицеров — капитан и старший лейтенант.
Поезд останавливался редко и проделал путь до Берлина менее чем за двое суток. Когда Воронов в середине мая возвращался из Берлина в Москву, он добрался до дома лишь к исходу четвертого дня.
Обо всем успели переговорить между собой четверо попутчиков, но один вопрос так и оставался без ответа: зачем все они едут сейчас в Германию. Как только Воронов касался этого вопроса, в купе возникало странное, неловкое молчание.
После разговора с Лозовским Воронову было в общих чертах известно, зачем он едет. Но почему в его командировке, кроме Берлина, упоминался еще и Потсдам? И главное, зачем, с какой целью шел в Германию этот поезд, полный солдат и офицеров? Ведь сейчас тысячи, десятки тысяч солдат двигались как раз в обратном направлении!
Почему в этом поезде так много пограничников? Наконец, для какой цели их посылают именно в Потсдам?
Однако все попытки Воронова получить ответ на эти вопросы ни к чему не приводили.
С чего ему самому надо начинать по приезде в Берлин, Воронов хорошо знал. Прежде всего он должен направиться в восточный район города — Карлсхорст. Здесь, в двухэтажном сером невзрачном здании, бывшем немецком военно-инженерном училище, недавно произошло событие, которого мучительно ждали миллионы людей на земле, — была подписана капитуляция «третьего рейха». В Карлcхорсте Воронов уже бывал. Добравшись до Берлина на второй день после взятия немецкой столицы советскими войсками, он — собственный корреспондент Совинформбюро — присутствовал на церемонии капитуляции.
Вплоть до своего отъезда из Берлина Воронов каждый день посылал в Москву корреспонденции и фотографии.
Приказы советской военной комендатуры следовали один за другим: о снабжении населения Берлина продовольствием, о восстановлении коммунального хозяйства столицы, о молоке для берлинских детей…
Именно в те дни из Советского Союза в Берлин поступили десятки тысяч тонн муки, картофеля, сахара, жиров.
На множестве фотографий Воронов запечатлел раздачу продуктов городскому населению.
Обо всем этом он вспомнил сейчас потому, что, как и в прошлый раз, все для него должно было начаться с Карлсхорста. Там по-прежнему располагался штаб маршала Жукова, а также некоторые отделы политуправления бывшего фронта, а теперь — группы советских оккупационных войск. Туда, в политуправление, Воронову и надлежало явиться.
Воронов подхватил свой чемоданчик, где лежали фотоаппарат, запас пленки, штатский костюм, — хотя он и не знал, зачем этот костюм может ему понадобиться.
… Когда Воронов вышел из вагона, его сразу поразил царивший на вокзале необычный, строгий порядок. Ехавшим в поезде до Потсдама солдатам и офицерам, видимо, приказали не выходить из вагонов в Берлине. Перрон был чист. Казалось, его только что надраили, как палубу военного корабля. Чистыми — то ли свежеокрашенными, то ли тщательно вымытыми — были и стены чудом сохранившегося вокзала Шлезишербанхоф.
По перрону прохаживался советский военный патруль — капитан и трое солдат. За последнее время Воронов встречал множество военных, на которых были старые гимнастерки и кителя, в самом прямом смысле слова прошедшие сквозь огонь и воду. На капитане и сопровождавших его солдатах была никем ранее не ношенная, новенькая, несомненно только что выданная форма.
Поравнявшись с капитаном, Воронов на всякий случай спросил, где находится сейчас политуправление.
— Документы, товарищ майор, — останавливаясь и поднося ладонь ребром к козырьку фуражки, сказал капитан.
Воронов протянул ему офицерское удостоверение с вложенным в него командировочным предписанием.