— Но почему… — начал было Воронов, однако генерал прервал его.
— Заходи, — сказал он и указал на крыльцо двухэтажного домика, возле которого остановилась их «эмка».
У подъезда стояли двое часовых, а на самом крыльце Воронов увидел старшего лейтенанта в форме пограничных войск.
Карпов пошел первым. Офицер козырнул ему, но тут же обратился к Воронову:
— Документы!
Старший лейтенант, конечно, видел, что Воронов вышел из машины вслед за генералом. Судя по всему, он знал Карпова в лицо. То, что офицер все же потребовал документы, разозлило Воронова. Он пожал плечами и вопросительно посмотрел на генерала.
— Покажи, покажи, — строго и вместе с тем добродушно сказал генерал. — Здесь, брат, порядки особые.
Старший лейтенант тщательно проверил документы Воронова — удостоверение и вложенное в него командировочное предписание с магически — загадочным словом «Потсдам».
— Проходите, товарищ майор, — сказал он. — Оформляйтесь. Первый этаж, вторая дверь направо.
Генерал, молча наблюдавший за проверкой документов, сказал:
— Потом заходи ко мне. На второй этаж. Тебе покажут. — И быстро скрылся в дверях.
Воронов подхватил свой чемоданчик и шагнул к входной двери. Итак, ему приказано явиться в Карлсхорст.
Случай свел его с Карповым. Оказалось, что генерал имеет отношение к этому самому Потсдаму. Но вместо Потсдама Воронов очутился в некоем Бабельсберге, райском уголке, где стоят нарядные виллы, цветут сады, щебечут птицы и не видно ни единого следа войны….
Вместе с тем чутьем военного корреспондента, за годы войны не раз побывавшего в приемные крупных военачальников, Воронов сразу ощутил, что его окружает особая атмосфера строгости и секретности. Миновав маленькую прихожую, он оказался в просторном холле. За столом, спиной к широким окнам с полуспущенными шторами — «маркизами», сидел лейтенант. Перед ним стояли пишущая машинка и несколько телефонов. Воронов отметил, что аппараты, кроме одного, полевого, были обычного городского типа.
Лейтенант перебирал бумаги и при появлении Воронова даже не поднял головы. В холл выходило несколько дверей. Воронов приоткрыл одну из них и произнес обычное:
«Разрешите…»
Получив разрешение, он вошел в комнату и увидел подполковника, сидевшего за большим письменным столом. На столе стоял телефон и лежала фуражка с малиновым околышем. Рядом, у стены, стоял сейф высотой почти в человеческий рост. На стенах висели буколические картины с изображением летающих амуров. Но фуражка, лежавшая на письменном столе, и стального цвета сейф придавали комнате строгий и официальный вид.
Воронов козырнул и назвал свою должность, звание, фамилию.
— Ваши документы, товарищ майор, — сказал подполковник.
Просмотрев удостоверение и командировочное предписание, протянутые ему Вороновым, он положил их на стол рядом с телефоном.
«Это еще что за новое дело? — с тревогой подумал Воронов. — Что-нибудь не в порядке?..»
Подполковник встал, подошел к двери и, полуоткрыв ее, крикнул:
— Лейтенант! Список номер шесть!
Затем вернулся и снова сел за стол.
— Значит, так, товарищ майор, — сказал подполковник. — Жить будете в доме номер четырнадцать. Помер комнаты сейчас выясним. Питаться будете в столовой номер три. Дом на этой же улице, столовая на параллельной. Теперь вот что…
Вошел лейтенант и положил на стол папку — скоросшиватель.
— Та-ак, — протянул подполковник, открывая папку и листая подшитые к ней бумаги. — Кино — и фотокорреспонденты… Герасимов, Гурарий… Воронов Михаил Владимирович, Совинформбюро. Лейтенант, — обратился он к стоявшему у стола офицеру, — выдайте документы фотокорреспонденту майору Воронову.
Лейтенант вышел. Воронов оставался на месте.
— Собственно, я не фотокорреспондент, а журналист, — сказал он. — Мне поручено…
— Журналисты сюда не допускаются, — резко прервал его подполковник. — В вашем предписании написано ясно: фо-то-кор-рес-пондент!
— Так точно, — быстро ответил Воронов, по-прежнему ничего не понимая.
— Вот и хорошо, — кивнул подполковник, но тут же сказал тоном, не допускающим возражений: — Во время мероприятия ничего при себе не иметь. Только документы и фотоаппарат.
«Какого мероприятия?» — подумал Воронов.
— Блокнот, надеюсь, можно? — спросил он.
— Никаких блокнотов.
— Как же я буду делать записи?
— Никаких записей. Только фото. Разве вам в Москве не сказали? Вы направлены сюда в качестве фотокорреспондента?
— Так точно.
— Гражданское платье имеете?
Он почему-то так и сказал: «платье», а не «костюм».