Стимсон ответил не сразу,
— Мы пришли к выводу, — сказал он после паузы, — что необходимо выслушать мнение начальников штабов.
— Какого черта, Стимсон! — нетерпеливо воскликнул Бирнс. — Разве мы не воюем с Японией?
— Спасибо за напоминание, сэр, — резко ответил Стимсон, — но я еще раз повторяю: человечество не знало оружия такой разрушительной силы. Поэтому трудно предугадать, что повлечет за собой его применение. Во всяком случае, это станет началом новой эры не только в военной истории, но и в истории человечества вообще.
— Хорошо, — как бы подводя итог, произнес Трумэн. — Завтра утром я хочу выслушать мнение начальников штабов. Здесь, скажем, в одиннадцать часов. До этого с докладом должен быть ознакомлен Черчилль. Возможно, он присоединится к нашему совещанию. Главный вопрос, на который я хочу получить ясный, четкий ответ: нужны ли нам теперь русские? От ответа на этот вопрос, Стимсон, зависит многое. Очень многое!..
— Я могу не присутствовать на сегодняшнем заседании? — спросил Стимсон, вставая.
— Плюньте на заседание, Генри! Теперь мы справимся сами. У вас есть дело поважнее!
— Хорошо, сэр, — сказал Стимсон и вышел из кабинета.
Как только он закрыл за собой дверь, Бирнс воскликнул:
— Поздравляю вас, Гарри! Это неслыханно!
Трумэн поднялся со своего места, медленно подошел к Бирнсу, обнял его.
Торжественно, как проповедник с церковной кафедры, он произнес:
— Стимсон прав! Начинается новая эра. Вы запомнили, когда произошел взрыв?
— Шестнадцатого июля в пять тридцать. Время местное.
— Это — начало нового летосчисления для всего человечества. Новая эра. Американская!
Оба они находились в состоянии эйфории. Первым пришел в себя Бирнс.
— До заседания осталось сорок минут, сэр, — посмотрев на часы, сказал он. — Вы, очевидно, захотите принять душ и переодеться.
— Наплевать! Они подождут!
— Не забудьте, что сегодня обсуждается польский вопрос.
— Какое значение все это теперь имеет? Русские у нас в кулаке! — воскликнул Трумэн, сжимая пальцы в кулак и потрясая им в воздухе.
— Разумеется. И все же…
— Что значит ваше «все же»? — недовольно спросил Трумэн.
— Все же я хотел бы знать, что ответят начальники штабов на тот вопрос, который вы задали Стимсону. Нужны ли нам теперь русские?
— Я убежден, что не нужны.
— Я тоже. Однако мне хотелось бы, чтобы начальники штабов это подтвердили. Впрочем… Вы правы. Мы — единственные хозяева положения. Но Сталин ведь ничего по знает. Следовательно, он будет гнуть прежнюю линию. Да и мы пока что не можем открыть карты. Между тем сегодня на повестке дня — польский вопрос!
Президент нахмурился. Он подумал, что ему опять предстоят два или три мучительных часа. Снова придется выслушивать патетические, но ничего не решающие филиппики Черчилля, короткие, внешне доброжелательные, как будто проникнутые готовностью к компромиссу, но, в сущности, непрошибаемые реплики Сталина. Вместо того чтобы стукнуть кулаком по столу, придется снова играть в объективность. Настроение Трумэна испортилось. Поняв это, Бирнс сказал:
— Терпеть осталось недолго, мистер президент!
— Но мои нервы!.. — воскликнул Трумэн.
— Не забудьте, что сегодня докладываю я, — успокоительно произнес Бирнс. — Постараюсь, чтобы у вас было как можно меньше хлопот.
Это несколько подбодрило президента.
Трумэн чувствовал себя сейчас так, как если бы во время игры в покер в руках у него оказалась высшая комбинация, а партнер продолжал брать все новые и новые карты.
Этой высшей комбинацией, включая и ту карту, на которой изображен увешанный погремушками шут и которую именуют джокером, может обладать только один игрок. Только один! Сегодня, еще до начала игры, такая комбинация была в руках у него, американского президента. Результаты игры предопределены!
— Я буду готов через двадцать минут, Джимми! — уверенно сказал Трумэн и направился в спальню.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС
Пройдут годы, и Черчилль в своих мемуарах напишет, что 21 июля, на очередном заседании Конференции, Трумэн с самого начала показался ему как бы другим человеком. Президент и раньше старался держаться как преуспевающий бизнесмен, всем своим видом говорящий: «Мои дела идут превосходно! А ваши?..» Но сегодня, нарочно появившись в зале на несколько секунд позже, чем Сталин и Черчилль, Трумэн каждым своим движением, казалось, излучал торжествующую энергию.
Легкой, пружинящей походкой он подошел к столу, возле которого уже стояли Черчилль и Сталин, небрежным движением протянул руку первому и с силой пожал кисть второго.
Затем, не ожидая, когда его партнеры усядутся, первым опустился в кресло и громко объявил:
— Заседание открыто! По поручению министров иностранных дел сегодня будет докладывать мистер Бирнс.
— Я начну с вопроса, по которому было достигнуто согласие, — своей привычной скороговоркой начал Бирнс — Мы условились, что Совет министров должен быть учрежден не позднее первого сентября. Правительству Китая, а также Временному правительству Франции будут посланы телеграммы с приглашением принять участие в работе Совета до того, как будет официально объявлено о его учреждении.
Бирнс сделал паузу.
— Будем щадить самолюбие других, — усмехнувшись, добавил он. — Следующий вопрос, — продолжал Бирнс официальным тоном, — экономические принципы в отношении Германии. Так как доклад подкомиссии был только что представлен и наши делегации не успели как следует изучить его, мы предлагаем перенести обсуждение этого вопроса на завтра. Наконец, следующим был польский вопрос, — медленно, словно подчеркивая что именно этот вопрос является сейчас главным, произнес Бирнс — Его нам предстоит обсудить сегодня.
— Что же именно мы будем сегодня обсуждать? — спросил Сталин.
Бирнс пожал плечами.
— Мы будем обсуждать вопрос о ликвидации «лондонского» правительства.
— И о выполнении ялтинской Декларации? — не то спрашивая, не то утверждая, сказал Сталин.
— Разумеется, — с легкой укоризной подтвердил Бирнс — В этой связи я вынужден констатировать, что созданная нами подкомиссия не достигла полного соглашения. Вопросы, по которым остались разногласия, были обстоятельно обсуждены. По некоторым пунктам удалось достигнуть соглашения, но другие, наиболее серьезные, так и остались нерешенными. Нам не остается ничего другого, как передать их на обсуждение глав правительств.