Во время этой встречи мы узнали, что наиболее глубоко тайный обмен мнениями происходил в Германии, Турции, Финляндии, Швеции, где советским послом была А. Коллонтай. И хотя Коллонтай, заметил Берия, «сочувствует разгромленной оппозиции», трогать ее мы не будем. Нам важно сохранить ее как участника тайных переговоров, уже имевших место. Имейте это в виду на ближайший год, отмечал нарком, независимо от тех материалов, которые на нее придут.
«Но определять содержание диалога с американцами о противостоянии японцам в этой стране, — продолжал Берия, — будет не Панюшкин, а Уманский, наш посол в США. Он же должен будет заняться поддержанием особых отношений с Бенешем в Америке. Имейте в виду, — наставлял Берия, — что Уманский уже выполняет ряд обязанностей главного резидента НКВД во всей Америке. По Германии мы определимся особо позднее, так считает товарищ Сталин».
Центральный госпиталь КГБ, новое здание недалеко от станции метро «Щукинская». Отделение кардиологии. Небольшая палата, больничная койка. Непритязательная обстановка. Шепотом говорящие люди. За дверью слышны чьи-то неторопливые шаги. В палате все время горит свет. Это несколько напоминает тюремную камеру. Тем не менее разница огромна. Там можно было только думать, а тут не только думать, но и писать без постоянного контроля над тобой. После августа 1991 года и развала Советского государства как-то по-особому ярко и четко вспоминается то великое и историческое время, когда ценой огромных усилий, человеческих жизней, колоссальным напряжением сил отстаивалась от нашествия фашистско-немецких полчищ шестая часть земли с названием Союз Советских Социалистических Республик.
Из головы все время не выходит катастрофа страшного обвала, потрясающей грызни, предательства военных, предательства чекистов, когда никто не вспомнил ни о присяге, ни о долге, чтобы защитить страну, защитить государство, интересами которого жили все советские люди. Если говорить по большому счету, то никто не стал на пути страшной кровавой драмы, которая развязалась на глазах всего мира. Сейчас огненные языки войны, локальные и этнические конфликты подступают к самому сердцу России со всех сторон. Война протекает то в явной, то в скрытой форме. На душе тревога, что будет впереди? Мы явно вступаем в новый мир.
Что в этой ситуации моя судьба и мое имя? Его превратили в разменную монету в стремлении растоптать все наше прошлое, полностью зачеркнуть громадное военное и политическое наследие, которое дает материальные основы нынешней жизни страны. «Демократы» собственную грызню и борьбу за власть, передел собственности прикрывают лозунгами свободы, борьбы со сталинизмом и преступлениями КПСС. На щит поднимают террористов, подручных Гитлера — Коновальца, Шухевича, агентов-двойников, шпионов, перебежчиков, националистов, уничтоживших еврейское гетто в Литве, жертвами которых стали тысячи советских людей.
На этом фоне бесполезно апеллировать к руководству КГБ или СВР. Оно трусливо выжидает развития событий. Пресса, спекулируя на событиях трагичного прошлого, намеренно не замечает разнузданной волны уголовного и политического террора, которая захлестнула Россию и другие территории прежнего СССР. Оправдываться за пройденный путь мне ни к чему, да и не перед кем, особенно когда работу по реабилитации жертв политических репрессий возглавляет бывший член политбюро А. Яковлев, ставший академиком и доктором наук на лаврах идеологической борьбы с американским империализмом и к тому же в 1966 году явившимся соавтором сценария судебной расправы над «идеологическими врагами — клеветниками-антисоветчиками» Синявским и Даниэлем.
Для меня один выход — написать книгу-исповедь для широкой аудитории у нас в стране и за рубежом, чтобы зафиксировать навечно в качестве первоисточника те реальные героические и трагические испытания, которые выпали на нашу долю. Я хочу, чтобы люди поняли, что демонтаж нашей военной мощи, расхищение экономических ресурсов, дискредитация и ликвидация органов разведки, безопасности, охраны правопорядка обернутся бедствиями и нищетой для миллионов.
Память то и дело возвращает к кануну 1941 года, ко времени, когда неуклонно нарастала опасность беспощадного столкновения с враждебным нам миром. Выбор был прост: или мы останемся суверенным государством, или нас уничтожат. Сейчас выходит много различных рассказов из-под пера лиц, допущенных к архивам, к старым секретным документам, освещающим зигзаги и повороты нашей истории. Но полезно все-таки взглянуть на то, о чем мало пишут и не говорят, — каким путем мы шли к созданию великой державы, попытаться разобраться во всем этом с позиций того, что происходило на Лубянке в то время.