Она долго не могла определить, откуда бьет фашист. Просмотрела внимательно всю оборону врага, нейтральную полосу. Взгляд остановился на убитой лошади, лежавшей на нейтральной полосе недалеко от обороны противника. Ничего подозрительного. И вдруг из лошади блеснул огонек. «Выстрел бронебойно-зажигательной пулей», — отметила Валя. Стало ясно, что фашист спрятался в чучеле лошади. Так она выследила и уничтожила вражеского снайпера. Сколько благодарностей получила в тот день Валя от разведчиков, которым освободила путь.
— А вот когда мы стояли на реке Шешупе, — Валя улыбается, вспоминая об этом, — то совершенно случайно выполнили важное задание. С наблюдательного пункта сообщили, что в оборону противника поступает подкрепление. Оно могло прийти только со стороны реки, но наши даже с самолетов не обнаружили вражескую переправу. Разыскать ее поручили и снайперам. Мы с Тамарой наблюдали за рекой весь день. Везде было тихо. Затем мы сменили позицию, пробрались еще дальше по нейтральной. Тамара решила выкупаться в реке. Я возразила. Мы долго спорили и все-таки спустились к реке, разделись и осторожно вошли в воду. Отплыв от берега, чуть не ахнули. В узком месте, где река делала изгиб, с обеих сторон были наклонены и связаны ветви деревьев, под ними проходила переправа.
По координатам, которые сообщили девушки, переправа противника была разбита и фашисты отступили.
Историю о том, как Валя и Тамара трех пленных солдат привели, тоже нельзя слушать без улыбки.
Однажды, выбирая укрытие для наблюдения, они столкнулись на нейтральной полосе с тремя вражескими солдатами. Девчата приготовились обороняться, но те, побросав оружие, подняли руки. Пришлось возвращаться в часть. Идти надо было через лес, и Тамара высказала беспокойство. Тогда один, видимо, понимавший русский язык, отрезал все пуговицы у брюк солдат и у себя. Так и привели девчата пленных. Дружным хохотом встретили их однополчане.
…Живут в Сорочинске две тезки, две Клавдии Ивановны — Вергасова и Иглина. Обе окончили нашу снайперскую школу, обе получили назначение на 4-й Украинский фронт, только в разные полки.
У Клавы Вергасовой все началось, как у многих девчат, приехавших на фронт. Сперва знакомилась с обороной. Учил ее снайпер Безголосов. Снайперской парой Клавы была Капа Мелкозерова, тоже из Оренбуржья. Капа погибла при выполнении первого задания, не успев сделать ни одного выстрела. Утром на гибель Капы наши ответили артиллерийским огнем.
Клава осталась без снайперской пары, на «охоту» одну не посылали. Несколько раз Клава относила в термосе обеды солдатам на передний край. А вскоре в паре с Ниной Лопатиной открыла счет мести за Капу. Было дано задание — прикрывать переправу через Одер, и меткими выстрелами Клава уничтожила более десяти фашистов. За отличное прикрытие переправы она была награждена медалью «За боевые заслуги».
Приходилось Клаве принимать участие и в операциях за «языком». Однажды пошла в поиск вместе с разведчиками Мишей Марковым и Николаем Третьяковым. Она замаскировалась на чердаке заброшенного дома и внимательно следила. Вот разведчики незаметно подобрались к вражескому объекту, охраняемому часовыми. Скрылись за углом и через несколько таких напряженных для Клавы минут выскочили обратно, таща «языка». Следом за ними выбежал фашист с автоматом наготове — Клавин выстрел скосил его. «Язык» был доставлен, разведчики и снайпер награждены медалями «За отвагу».
Клава считала, что ей везет — за год фронтовой жизни у нее всего одно легкое ранение в голову. Но радоваться было еще рано. Шли бои на территории Чехословакии. Снайперов послали прикрывать переправу на реке. Меняя позицию, они, видимо, обнаружили себя и были накрыты минометным огнем. Так, за несколько дней до окончания войны Клава была тяжело ранена. 9 мая ей делали операцию, извлекли 18 осколков. Только в ноябре 1945 года вернулась она на Родину.
А Клава Иглина с группой девчат-снайперов прибыла в горнострелковый ордена Суворова Новороссийский полк в 2 часа ночи, и уже утром девчата начали пристреливать свои винтовки. Был бой за важный стратегический пункт. Два часа с обеих сторон шла артподготовка. Одна атака сменялась другой, но безрезультатно. Вражеские пулеметные расчеты мешали подняться в атаку. Снайперам было дано задание уничтожить их. Клава Иглина с Ниной Боруткиной окопались, сделали запасные окопы для отхода и, когда рассвело, обнаружили пулеметные расчеты. Они были замаскированы за подбитыми танками. Снайперы выжидали, бить надо наверняка. Наконец, они начали стрелять. Пулемет замолчал, но фашисты открыли яростный огонь по снайперам. В части волновались: вряд ли девушки останутся живыми. Вернулись они к своим ночью. Клава и Нина за уничтожение пулеметных расчетов были награждены орденами Славы 3-й степени. Закончилась война для Клавы Иглиной недалеко от Праги.
Бесстрашно воевали с врагом Наталья Кузьминична Рылеева, Анна Матвеевна Кадочникова, Клавдия Трифоновна Вавилина и многие другие мои землячки, мужественные девчата-снайперы.
Н. Н. МЫЛЬНИКОВ,
журналист, ветеран войны, полковник в отставке
СЕВЕРО-ЗАПАДНЕЕ ВЕЛИКИХ ЛУК
Пока Владимир Солуянов лечился в госпитале, произошло два выдающихся события — наши войска прорвали блокаду Ленинграда и завершили ликвидацию армии Паулюса под Сталинградом. Душа сержанта пела и от больших дел на фронтах войны, и от того, что сравнительно быстро вылечился, и, в довершение ко всему, попал в ту же 16-ю воздушно-десантную бригаду, в которой служил раньше.
В роте десантников-разведчиков не оказалось ни Паничкина, ни Сулина, ни Маслова, и Солуянову пришлось обзаводиться новыми друзьями. Без дружбы везде нелегко, а на войне тем более.
Ближе всего Владимир сошелся с Егором Суртаковым — невысоким, по-деревенски плотно сбитым сержантом-сибиряком, всегда веселым, жизнерадостным, умеющим вовремя стать серьезным, подчеркнуто собранным. Подружились они очень быстро, по-воински прочно, на правах равных.
В тот вечер, когда Солуянов возвратился из госпиталя в свою роту, как-то неожиданно разбушевался северный ветер со снежной крупой-шрапнелью. За ночь натащило такие сугробы, что десантникам пришлось объявить аврал для расчистки военного городка. Работая вместе с Суртаковым, который в отличие от других орудовал лопатой с завидной мастеровитостью, по-особому податливо, Солуянов полюбопытствовал:
— Ты в какой школе наловчился этому делу?
— По домашности приходилось — сызмальства. У нас забуранит — днем ни зги не видно.
— Где это так?
— В Барабинских степях.
Егор рассказал о том; сколь докучливыми бывают бураны в их местности, как ему, оставшемуся без отца на десятом году, ежезимно приходилось расчищать то волглые, то скрипучие сугробы, которые — весьма нередко — забивали выход из избы вровень с крышей.
— А какую профессию имел до войны? — спросил Солуянов.
— В колхозе работал. Сперва в борноволоках состоял. Потом стал прицепщиком на тракторе. Последний год попытал себя при колхозной кузнице — вроде бы подмастерьем у кузнеца.
— Получалось?
— Захочешь есть да помогать больной матери — получится хоть в кузнице, хоть в полеводческой бригаде.
— А как стал десантником? — добирался до цели Солуянов.
— Наверное, так же, как ты. Силком-то сюда не тянут. И калачом не заманивают. Согласен?
— Согласен.
— Тогда зачем спрашиваешь?
Парень нелегкой судьбы, рано познавший цену колхозному трудолюбию, Егор Суртаков по душе пришелся Владимиру Солуянову своими по-крестьянски вескими суждениями о жизни, большой сообразительностью.
А спрашивал Солуянов сослуживца не бесцельно, не ради праздной беседы. Ему было нужно знать, на что способен Суртаков в боевой обстановке, чему у него можно поучиться, в чем поучить его.
В свою очередь и Суртаков, когда ему стало известно, что Солуянов побывал в полуторамесячной операции на Брянщине, что он уже мечен немецкой сталью, почтительно потянулся к наторелому разведчику.