— За мной, ребята! Мы их опрокинем!
И вдруг танк Хохрякова беспомощно завертелся на месте: перебило гусеницу. Техник-лейтенант Назарец подбежал к летучке, схватил ящик с инструментом и устремился к подбитой машине. Добежать он не успел. Разорвавшийся рядом снаряд сбил его с ног, оглушил.
Тем временем открылся люк башни танка Хохрякова. Семен Васильевич быстрым рывком соскочил на землю и тут же упал.
Начальник штаба Пушков кинулся к машине и погнал ее к танку. Но и ему не суждено было доехать до комбата: мощный взрыв опрокинул штабной «форд».
Когда подошли главные силы бригады, от батальона почти ничего не осталось. Не было уже в живых и его командира — дважды Героя Советского Союза С. В. Хохрякова. На тридцатом году жизни перестало биться пламенное сердце коммуниста-воина.
По решению Военного Совета 3-й гвардейской танковой армии тело гвардии майора С. В. Хохрякова было отвезено для похорон в город Васильков Киевской области: 54-я гвардейская танковая бригада носила почетное звание Васильковской.
Спустя несколько дней, на одной из колонн поверженного рейхстага безвестный друг Героя написал гневные слова священной мести: «Это вам, гады, за Семена Хохрякова».
Герои не умирают…
Небольшое село Коелга. Здесь на родине С. В. Хохрякова установлен бюст прославленного комбата. На постаменте начертаны слова:
«За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, дающее право на получение звания Героя Советского Союза, наградить Героя Советского Союза гвардии майора Хохрякова Семена Васильевича второй медалью Золотая Звезда, соорудить бронзовый бюст и установить на постаменте на родине награжденного.
Москва, Кремль. 10 апреля 1945 года».
Копейск. Здесь начинался трудовой путь Героя. Его имя носит городское профессионально-техническое училище и одна из улиц шахтерского города.
Далекий польский город Ченстохов. В память о славном воине-освободителе, уральском шахтере назвали горожане одну из улиц именем С. В. Хохрякова.
Город Васильков на Украине. Каждый год в День Победы над фашистской Германией со всех концов страны сюда приезжают однополчане С. В. Хохрякова, чтобы почтить память своего товарища.
На могиле Героя всегда цветы — это пионеры и школьники города взяли шефство над могилой Хохрякова, а в одной из школ Василькова создан музей С. В. Хохрякова.
Герои не умирают.
А. Ф. ВАСИЛЬЕВ,
ветеран войны, старший лейтенант в отставке
ТАНКИСТЫ ИЗ «ГРОМА»
Сандомирский плацдарм — клочок польской земли, вдавившийся дугой километров на семьдесят в немецкую оборону. Отсюда начиналось очередное наступление наших войск. Промерзлая почва потрескалась. Во всю ширь неубранной свекловичной плантации из трещин выглядывали увесистые корнеплоды.
«Тридцатьчетверки» 91-й танковой бригады вступили на плацдарм ночью. И в ожидании сигнала атаки наспех замаскировались свекловичной ботвой. Если посмотреть на танки с самолета, то они походили на раскиданные по полю бурты овощей. Но стоило в утреннюю проседь зари взвиться красной ракете, как танки ожили, и в вихревом порыве один за другим помчались к размытому взрывами прорыву в минном поле противника. Артиллеристы потрудились на славу. Сорок минут вокруг гремело, стонало, трещало.
«Тридцатьчетверка» (надпись по стволу пушки: «Капут тебе, Гитлер!», а на лобовой броне — «Даешь Берлин!»), прозванная «Громом», первой ворвалась на разминированную взрывами землю. За ней пристроились танкодесантники.
— Толя! Справа пулемет! — крикнул наводчику командир танка старший лейтенант Панов.
Танк приостановился. Полыхнул выстрел. Пулемет смолк. Но тут же застрочил другой, слева, и не давал десантникам продвигаться.
— Ви-тя!
В танке члены экипажа называли друг друга, за исключением командира, по имени. Трое из четырех — старшие сержанты. И назови одного по званию, как откликаются все четверо.
— Живучие, гады! Вот мы вас! — механик-водитель Виктор Ломов нажал на педаль сцепления и потянул рычаг на себя.
Танк круто развернулся на месте и стал утюжить полузаваленную траншею. Натренированный экипаж с полуслова понимал своего командира. Уверенность, слаженность экипажа, конечно, дались не сами собой — много пота пролито во время учебы в училище, где получили первую боевую машину. Много смертельных схваток с врагом пришлось выдержать до этого сражения. А навык, полученный в бою, никогда не забывается.
И пошли танкисты-гвардейцы по многострадальной польской земле. Ченстохов — бой. Рейвинц — бой. Николаи — бой. На стволе пушки «Грома» от Сандомирского плацдарма до Николаи к двум звездочкам, обозначающим количество подбитых танков, прибавилось еще три. А сколько подавлено огневых точек противника, сколько попало под гусеницы танка фашистов — никто не считал.
Танкистам-гвардейцам не удалось с ходу ворваться в город Николаи. Бой завязался на его восточной окраине. «Гром», рискуя быть отрезанным от своих, рискуя быть сожженным, расстрелянным в одиночку, проник в город окольным путем.
В центре на широкой магистральной улице беспорядочно скучилось с полсотни автомашин. Немецкое командование то ли не успело заранее вывести тылы, то ли надеялось удержать город. Ясно было одно — враг не ждал русские танки с тыла. И стоило «тридцатьчетверке» выскользнуть из-за угла, как поднялась паника. Шоферы пытались развернуться, но только загораживали путь один другому.
— Толя, осколочным!
Наводчик прицелился в машину с кузовом, обтянутым брезентом. Прогремел выстрел. Машину подбросило, словно пустой ящик, и она воспламенилась.
— Толя! Может, там груз государственного значения, а ты так по-варварски. — Вася-радист нажал на гашетку пулемета. Короткая очередь. Спешившая свернуть за угол другая машина остановилась. Из открытой кабины вывалился водитель. — Вот так надо. И машина цела.
— Ты, Вася, смотри, чтобы тебя самого фашист не поджарил фаустом. Не в чистом поле воюем, поглядывай изредка на окна.
— Не беспокойся, пушкарь, — и радист полоснул длинной очередью — грузовик заметно осел на одно колесо, но не остановился, скрылся за углом.
— Утек! Пропали трофеи!
— Сейчас наведем порядок, — ответил механик-водитель.
«Тридцатьчетверка» стремительно приблизилась к первой же машине и, подталкивая ее лобовой броней, как бульдозером, развернула поперек улицы…
Фашисты, засев в окраинных домах, сопротивлялись умело, отчаянно. Уже час грохотала ружейно-артиллерийская перестрелка, а наши и на шаг не продвинулись.
На перекрестке стоял во весь квартал домина с тремя подъездами-арками. В конце дома замаскировался стропилами, листами железа, сорванными снарядами с крыши, немецкий танк и не давал «тридцатьчетверкам» ходу. Уже успел подбить одну нашу машину. Старшему лейтенанту в открытый башенный люк хорошо было видно весь квартал.
— Толя! «Тигр». Подкалиберным!
Заряжающий перезарядил пушку, но выстрелить не успел. «Тигр» заметил русский танк и развернулся.
— В подъезд! — крикнул командир и захлопнул за собой крышку люка. Он знал, что их пушкой лобовую бронь «тигра» не пробить.
«Тигр» успел выстрелить, но болванка лишь коснулась кормы нырнувшей в подъезд «тридцатьчетверки».
— Молодец, Витек! — облегченно вздохнув, похвалил командир, что случалось с ним очень редко. Скуп был на похвалы. — Витя, жми по двору к последнему подъезду!
Танк, послушный водителю, залязгал траками гусениц по брусчатке. Двор, зажатый в четырехугольник высоких домов, наполнился грохотом.
— Стой! — Старший лейтенант спрыгнул с башни — отчаянный парень! — выглянул из-за угла подъезда — и бегом в машину.
«Тигр» сам пошел на сближение с нашим танком.
— Толя, не зевай! С такого расстояния нашу коробку фашист одним снарядом просквозит! — предупредил командир.