Прошли годы, много чего изменилось, и во времена гласности, в пору демократии Ельцин заявил: Автономная республика Немцев Поволжья будет восстановлена. Не знаю, помнит ли кто-то об этом? И о том, что конфискованное можно было бы возместить. Ведь хватило же общегосударственной собственности на новоявленную элиту, и она наезжает и в мой фатерланд, бахвалится украденными деньгами, устраивая здесь будущее для себя. Вы же при этом (обращаюсь к автору письма) советуете мне не интересоваться тем, что происходит в России.
Когда я просил Германию принять меня с семьёй и заполнял соответствующий формуляр, в нём встретился вопрос: какой собственности лишились мои предки в России? Я указал основное.
Российское государство дважды в долгу передо мной: как перед представителем моего рода и моей нации. Это даёт мне полное и, надеюсь, всем понятное право писать о России.
В Германию мы уезжали из Кишинёва: живя там, я критиковал установленный в Молдове режим. Коммунистическая номенклатура, перекрасившись, раздувала национализм, устраивая многотысячные митинги и шествия. Националисты поднимали плакаты: «Молдова для молдаван!», «Русские — чемодан, вокзал, Россия!» Фашиствующие молодчики безнаказанно разгромили редакцию русскоязычной газеты «Молодёжь Молдавии», залили помещение бензином и выжгли. В Кишинёве избивали журналистов, избивали приезжавших депутатов от Левобережья Днестра. Они перестали приезжать, Левобережье отделилось, образовав Приднестровскую Молдавскую республику. Я передавал туда статьи с критикой режима, в чьей власти находился, и статьи печатались под моей фамилией. Это продолжалось и во время войны летом 1992 года, в которой обе стороны потеряли более тысячи человек убитыми. Когда Национал-христианская партия Молдовы во всех СМИ предложила возвести в Кишинёве памятник фашистскому диктатору Румынии Антонеску, виновному в умерщвлении сотен тысяч евреев, и назвать его именем центральные улицу и площадь, я выступил с протестом против этого кощунства. Протест опубликовало в республике лишь одно издание — газета евреев Молдовы и Одессы «Наш голос».
О цене моих публикаций распространяться не буду. Спасли меня, мою семью международная кампания защиты и фатерланд (я не беру это слово в кавычки, как Вы). Что до происходящих в Германии политических (вернее, социально-политических) процессов, то я ощущаю на себе их последствия, но чего-либо направленного именно против переселенцев ни мне, ни моим близким ощутить не довелось.
Вы совершенно правы, говоря, что происходящее с нами, переехавшими в Германию людьми, заслуживает внимания. Но ведь я и описал кое-что в повести «Тень и источник», не так давно опубликованной в «Литературном европейце». Если же кто-то недоволен здешней жизнью и тоскует по России более, чем некоторые мои герои, то что мешает туда убыть? Благо, известна президентская программа приёма. И когда человека в России встретят так, как встретят, и дадут ему то, что дадут, вот тогда пусть он и скажет: «И почему все так обслюнявились любовью к „фатерланду“?»
«Любить, как равно и ненавидеть Россию, легче издалека», — пишете Вы. Если имеются в виду материальная обеспеченность и безопасность, то какие могут быть возражения? Заниматься творчеством вообще, знаете, легче не в нужде и при свободе. Ощущая это на себе, я написал повести о любви к России, которая вела молодых людей на борьбу за Учредительное собрание. Российская критика вполне оценила повести, меня не упрекнули в том, что я написал их, живя далеко.
Далеко ли я и насколько от России несогласных? В любом случае расстояние не мешает этой Россией восхищаться. Она борется против власти Путина, которая убивает беззащитных, как убила Юрия Щекочихина, Анну Политковскую, Ивана Сафронова и других. Как ни далеко застенки, где заперты Михаил Ходорковский, Платон Лебедев, Светлана Бахмина, Михаил Трепашкин, Борис Стомахин, Зара Муртазалиева, Валентин Данилов, Игорь Сутягин, Григорий Пасько и ещё многие политзаключённые, меня волнует их судьба.
Мне могут заметить: я-де только что говорил о пресловутой элите, а ведь и Михаил Ходорковский однажды и вдруг стал очень небедным человеком. Стал. Но он занялся благотворительностью, начал из детей-сирот растить талантливых специалистов, культурных людей для страны. И при этом независимо держался в Кремле. Там подумали о будущем и в назидание другим учинили расправу над Михаилом Ходорковским, спустив команду юстиции. Год за годом власти, исполняя пожелание Путина и демонстрируя произвол, насмехаясь над законом, стремятся принудить Михаила Ходорковского к мольбам о пощаде вроде тех, с какими обращались к Сталину подсудимые на знаменитых гадких процессах. Путину страстно желается почувствовать себя Сталиным, но Михаил Ходорковский уважает себя.
Мужество политзаключённых заставляет самых разных людей в мире помнить о России мучеников. И размышлять о режиме террора, посылающем убийц и за границу. В Дохе, столице Катара, 13 февраля 2004 года от взрыва автомобиля погиб Зелимхан Яндарбиев и получил ранения его сын-подросток. Российские агенты Белашков и Богачев были пойманы с поличным, катарский суд признал их виновными по всем пунктам обвинения и приговорил к пожизненному заключению. Российские власти потребовали их выдачи с тем, чтобы они отбывали наказание в России. Там их встретили с почётом как героев.
Об убийстве Александра Литвиненко я высказался не один раз. Напомню только, что заражающие следы полония-210 оказались и в Германии. Потому я, находясь в безопасности (в той, в какой был в Лондоне Александр Литвиненко), тем более считаю себя обязанным писать о стране, откуда полониевые следы тянутся в мой фатерланд. Замечу: мои знакомые коренные немцы не обходят тему молчанием. Будучи членом клуба, созданного поклонниками разнообразных культур, я вижу и возросший интерес к политике. Мои выступления в клубе регулярны; из рефератов затем получаются физиологические очерки, об одном из которых Вы мне написали.
Кому мои работы до фонаря, кому — нет? (О неких госслужащих РФ умолчим). Ну а вообще Вы же назвали меня известным писателем — так пусть те, кому я известен, знают и о моём отношении к делам российской власти… Очерки расходятся по сайтам. В России у меня есть читатели-друзья.
Уточним насчёт той России, которой, как Вы пишете, «наша с Вами любовь и ненависть — до фонаря». Если подразумевается большинство населения, то ему многое было и будет и до фонаря, и до лампочки, и до чего другого. Оно, может статься, нечасто перечитывает даже Батюшкова.
А мы с Вами возьмём да поговорим о Бертольде Брехте. У него есть вещь под названием «Если бы акулы были людьми». Будь акулы людьми, они, поделив полчища рыбок, взяли бы их под контроль и управление. Рыбкам внушалось бы (вспомним знакомые средства воспитания, пропаганды), что их акула — самая лучшая! и какая честь — быть съеденной ею! Вообразите, каким акулопослушанием и патриотизмом напиталась бы рыбка. И очутись она вне владений акулы, сменись акула, — в рыбке сохранялось бы её задушевное. Её возмущало бы, если бы кто-то критиковал порядки в родных ей владениях и их хозяйку-акулу. Рыбка восторгалась бы акулой. И нисколько не сочувствовала бы съедаемым рыбкам.
…Я благодарю Вас за повод объясниться. Желаю Вам, как и Вы мне, всех благ земных!
С дружеским приветом, И.Г.
Опубликовано в Интернете 14 июля 2007:
www.chechenpress.info/events/2007/07/14/01.shtml
Напечатано в журнале «Литературный европеец», N115,Frankfurt/Main,ISSN1437-045-X.