Сам Кошмар пока что держался. Сезонное беспокойство постепенно овладевало им, но еще не досаждало по-настоящему, проявляясь в слегка повышенной нервной возбудимости и более-менее терпимом распирающем ощущении внутри брюха, которое поначалу можно было спутать с чувством излишней сытости. Тем не менее, попадись ему сейчас на пути самка, и он бы уже точно знал, что с ней следует делать. Однако, помня об опасениях Саванны, самец не искал с особями женского пола встречи и вообще старался вести себя как можно более неприметно. Да только одного воин не учел: повышенной инициативности местных дамочек…
Кошмар так увлеченно отрабатывал любимые приемы, что не сразу заметил появившегося зрителя. Вернее, зрительницу. Роскошь вошла очень тихо и, встав возле колонны, начала с нескрываемым интересом наблюдать за упражнениями молодого воина — если говорить по совести, то весьма далекими от идеала, но поистине впечатляющими для неискушенной в единоборствах самки. И ее повышенное внимание сейчас представляло собой абсолютно нормальное явление, учитывая мускусный аромат, в удвоенной концентрации исходящий от разгоряченного тела беспечно прыгающего с копьем сына Броска. Только вот сам охотник все равно оказался застигнут врасплох.
— Я вижу, кто-то полностью исцелился, — промурлыкала Роскошь, стоило самцу ее заметить и в растерянности остановиться. Не дав Кошмару опомниться, она неторопливой, соблазнительной походкой направилась прямо к нему.
— Я так и не поблагодарил тебя за помощь, что ты мне оказала, — низко кланяясь, проговорил молодой воин. — Спасибо тебе…
— В тот день я собиралась немного размяться и побегать, но ты нарушил мои планы, — усмехнулась самка, подходя все ближе и окутывая сын Броска столь соблазнительным ароматом, что у того перехватило дыхание и начали подкашиваться ноги. Боги, как она была прекрасна! Бурая шкурка пестрела россыпью аккуратных черных пятнышек, в меру длинная грива падала на спину блестящей смоляной копной, а женственные формы, еще не отяжеленные последствиями многих кладок, просто сводили с ума. И даже стандартная «спецодежда» — не то роба, не то доспехи — совершенно ее не портила, а наоборот придавала фигуре некую… Оригинальность. Воистину — Роскошь есть Роскошь!
Короче говоря, нужно было срочно спасаться, пока не произошло непоправимое…
— Не смею тебе мешать, — поспешно отступая назад и пытаясь по как можно большему радиусу обойти самку, пробормотал Кошмар. — Зал в твоем распоряжении…
— А, что, нам тут двоим места не хватит? — с притворным изумлением воскликнула та и как будто случайно преградила ему путь к отступлению.
— Прости, мне следует уйти, — из последних сил сдерживая рвущееся на свободу желание, почти простонал самец и вновь попытался ускользнуть.
— Куда ж ты так торопишься? — голос Роскоши понизился до шепота и стал уже откровенно соблазнительным.
Кошмар чуть не взвыл и предпринял последнюю попытку эвакуироваться вдоль стены. Это было ошибкой. В следующий момент самка уже прижала его своим телом, лишив возможности выкрутиться. Одной рукой она обхватила воина за шею, другой же взялась за его копье и медленно провела ладонью вниз по древку, пока не наткнулась на судорожно вцепившиеся в оружие пальцы самца.
— Знаешь, у меня как раз перерыв в работе, — многообещающе проговорила Роскошь, и ее дымчато-серые глаза, изысканно обведенные тонкой черной каймой, оказались прямо напротив панически округлившихся глаз сына Броска. — Может, составишь мне на отдыхе компанию, охотник? Расскажешь о своих победах…
— Я… н-не… м-могу-у-у-у… — прохныкал Кошмар, чувствуя, как самочье колено упирается в его, по неудачному стечению обстоятельств, не прикрытый сегодня броней пах и начинает недвусмысленно там елозить.
Внезапно самка нахмурилась и отстранилась.
— Так это, что, правда? — разочарованно прострекотала она.
— Что — правда? — с трудом восстанавливая дыхание, уточнил Кошмар.
— Про вас с тем парнем, которого оперировали.
— Смотря, что ты имеешь в виду, — осторожно ответил сын Броска, надеясь, что речь идет о таком неординарном событии, как победа на «Острове», но внутренне подозревая нечто совершенно иное…
— Нет, ну надо же… — будто бы не слыша его, с досадой фыркнула самка. — А я еще верить не хотела! Они мне говорят — ненормально, чтобы один мужик так другого опекал, а я им: да нет же, он просто раненого оставить не мог… Вот дура-то! Вы ж и впрямь из… «этих»!
— Мы… Что? — на нервной почве расцвечиваясь в контрастную полоску, промямлил Кошмар.
— И, что же, самки тебе совсем-совсем не интересны? Ну, хоть немного? — со слабой надеждой в голосе, почти что умоляюще, вопросила Роскошь. Кошмар набрал в грудь воздуха…
— Нет! — выпалил он, как можно более решительно, и, пользуясь временно возникшим замешательством опрометью кинулся прочь, чувствуя, как его грива буквально пылает со стыда.
Имплантация прошла успешно, и еще через десять дней медики смогли подтвердить, что организм Сумрака превосходно принял искусственные части. Теперь воина дозволялось транспортировать в орбитальный госпиталь, и Кошмар, еще недавно сильно сомневавшийся на счет данного мероприятия, теперь уже, напротив, не мог дождаться вылета.
Саванна в последнее время ходил сам не свой: то неимоверно сосредоточенный, то пугающе отстраненный. Временами от него мучительно тянуло знакомым запахом недосягаемой самки. Разговаривать с ним о чем-то было практически бесполезно… И это начинало пугать. Прежде он вел себя в Сезон совершенно иначе. Очевидно, сказывались препараты, а, возможно, общая атмосфера опьяненного любовным дурманом «Зенита». Кошмар и сам начал чувствовать себя как-то странно… Гон настиг его уже в полном объеме, но почему-то хотелось не спариваться и не драться, а сесть и протяжно выть, задрав голову к потолку. Возможно, «научники» что-то распыляли на станции, кто их знает… Добиться от Саванны и других медиков вразумительного ответа на этот счет Кошмару так и не удалось, в результате он заключил, что им с Сумраком стоит валить отсюда, пока не поздно.
В назначенный день сын Броска подготовил челнок к отлету. Ученые же, в свою очередь, любезно поделились с ним топливом и припасами — они вообще в последние недели были непривычно добрые. Когда сборы были закончены, урм в спецовках привели две грузовые платформы. На одной размещалась пустая гибернационная капсула, в которой Сумрак прибыл на «Зенит», а другую занимала более габаритная терапевтическая установка. Полностью прозрачная, она была наполнена мутноватой жидкостью, в которой медленно покачивалось тело сына Грозы.
Кошмар с опаской подошел ближе и взглянул на все еще пребывающего без сознания друга. Сейчас его даже сложно было узнать… Правый глаз самца оставался закрытым, и веко едва заметно подрагивало, а вместо левого глаза виднелась темно-красная стеклянная полусфера, бровь над которой практически отсутствовала. На ее месте начинался рубец, уходящий вверх, до середины лба. Он все еще был стянут хирургическими скобами, а в середине слегка проглядывала вживленная в поврежденные ткани черепа пластина. Искусственные жвала, выполненные из медицинского сплава, перекрещивались поверх рта. Их покрывало специально напыление, предотвращающее повреждение соседних зубов и придающее имплантатам матовый блеск. Разорванная перепонка между ними срослась еще не до конца, но более-менее обрела целостность.