Оставшееся время сын Броска решил посвятить тренировкам и отдыху, не смотря на то, что его так же отчаянно, как и прочих охотников, тянуло отправиться к самкам. Вернее, к одной конкретной самке — Смальте из Чертогов Красной Воительницы.
Смальта запала ему в душу с первого взгляда, и теперь Кошмар вспоминал о ней постоянно. Это было непривычно. Совсем не так, как раньше, когда он, порой, даже не утруждал себя запоминанием имен постоянно меняющихся партнерш. Впервые за весь свой любовный опыт молодому воину хотелось не спариваться с самкой, а быть с ней. Завоевать ее, очаровать, покорить… Сделать своей. Однако, учитывая происхождение данной особы, в осуществлении этого смелого желания могли появиться определенные трудности. Тем не менее, сын Броска был готов рискнуть. Но прежде надо было дождаться пробуждения брата…
— А, это ты? Заходи, заходи, дорогой! — проворковала Тучка, когда Кошмар с опаской заглянул в медблок.
Настороженность молодого воина не была случайной. Сезон Любви подошел к своему срединному рубежу, и возбуждение самцов, по той или иной причине остающихся в колонии, достигало апогея. Перемещаться по станции стало сложно — угроза нарваться на какого-нибудь свихнувшегося под влиянием спермотоксикоза вояку из умозрительной сделалась вполне реальной, тренировочные залы превратились в места кровавых разборок, а душевые и столовые сделались дополнительным источником конкуренции.
Сперва Кошмар пытался пожить в недрах самого орбитального комплекса, но очень скоро понял, что намного безопаснее оставаться на клановом судне. Там, как-никак, хотя бы все агрессоры были знакомыми и более-менее предсказуемыми… В этом году особо буянили Бродяга и Топь, до сих пор не обзаведшиеся самками, а еще, как ни странно, Пегий — у того, как выяснилось, взбунтовались все его бабы и выставили его из гарема до следующего года. А нечего, где не надо, характер свой показывать. Молодняк тоже временами лез, куда не просят, Кошмар даже пару раз сцепился с оборзевшим вконец Ядом, но того намятые бока, похоже, ничему не учили…
Короче говоря, сегодняшняя вылазка — именно вылазка, иначе не назвать — до лазарета потребовала максимальной быстроты и сосредоточенности. К счастью, Кошмару по дороге мало кто встретился, только с одним каким-то уродом еле разминулись в коридоре: тому не понравилось, как сын Броска на него поглядел, а сына Броска оскорбила его вызывающая рожа. Противники уже зарычали и скрестили копья, но появившийся неведомо откуда пожилой самец шуганул их со своего пути, точно мусорных тварей, и поединок не состоялся.
В медблоке, по счастью, было тихо. Из присутствующих — только пациенты в капсулах, да бессменная в Сезон Тучка… Кошмар вытянул шею и тщательно принюхался: точно ли никого?
— Да заходи уже, кому сказала! — не вытерпела старая самка. — Тут только я. Кто тебя там так перепугал?
— Простая предосторожность, — буркнул сын Броска и на всякий случай заблокировал за собой дверь. Тучка осуждающе покачала головой и вернулась к прежнему занятию — сортировке медицинских карт, попросив подождать еще пять минуточек.
Кошмар послушно уселся на скамейку и принялся наблюдать за действиями лекарши, переводя дыхание после волнительного путешествия по станции. А Тучка явно не особенно торопилась. Переходя от терминала к терминалу, она распределяла по ячейкам информацию, заполняя сводные таблицы, и ее обширная фигура степенно покачивалась, формируя неожиданные выпуклости под свободного кроя одеянием…
Кошмар сам не заметил, как полностью сосредоточился на этом неспешном, почти гипнотизирующем колыхании… А дальше все произошло непроизвольно. Во время гона сознание плыло, и логика отказывала, так что организм, порою, начинал сам по себе вытворять совершенно странные вещи. Например, обниматься с неодушевленными предметами… Или вот карабкаться на способных перешибить некрупного охотника одним щелчком гигантских бабищ, давным-давно вышедших из репродуктивного возраста…
Тучка уж и самкой-то почти не пахла, однако для измученного длительным воздержанием юнца теперь хватало даже самой низкой концентрации феромонов в воздухе. Разум резко отступил на второй план, вытесненный неудержимым желанием хоть какой-нибудь разрядки, и Кошмар, перестав отдавать себе отчет в производимых действиях, медленно поднялся с места. Пригнувшись и раскрыв жвала, он с заискивающим рыканьем двинулся к внезапному объекту своего вожделения, совершенно не думая в этот момент о большой вероятности схлопотать в ответ по обнаглевшей физиономии. Впрочем, объект, на удивление, оказался совсем не против…
…Постепенно приходя в себя и начиная осознавать случившееся, самец слез с облагодетельствовавшей его самки и отошел, приняв растерянный, виноватый вид. Тучка же, лукаво ухмыляясь, поднялась с пола, поправила юбку и, со спокойным видом протянула Кошмару салфеточку, чтоб вытерся. Вот ради таких моментов она и дежурила в Сезон сутками: нет-нет, да и удавалось перехватить озабоченного юнца.
Когда возникшая неловкость была с грехом пополам преодолена, во многом благодаря невозмутимости пожилой самки, Кошмар вспомнил, зачем, собственно, сюда явился, и Тучка сразу заверила, что «сейчас все будет».
Капсула загудела, сливая остатки жидкости, плавно перешла из горизонтального состояния в наклонное и открылась. Врачевательница проворно освободила тело Сумрака от лишних проводов, аккуратно извлекла дыхательную трубку и многочисленные катетеры, оставив всего один на правой руке, после чего начала медленное введение в кровоток препаратов для восстановления сознания.
Некоторое время ничего не происходило, но спустя четверть часа пациент дернулся и, на мгновение оторвав голову от поверхности, срыгнул проглоченную ранее стабилизирующую жидкость. Затем его пальцы сжались, скрипнув прилично отросшими когтями по стенкам капсулы, все тело напряглось… Внезапно все еще достаточно «пьяный» самец рванулся вперед, с неожиданной силой оттолкнувшись руками. Однако его ноги не выдержали нагрузки и с непривычки подогнулись, так что Сумрак всем своим весом был вынужден рухнуть на вовремя подоспевшего Кошмара, и только в последний момент подхватившая его за подмышки Тучка спасла обоих от падения. Сын Броска помог аккуратно уложить охотника обратно и встревоженно склонился над ним. Лекарша лишь с пренебрежением фыркнула, проверила катетер, поправила пару датчиков, отклеившихся с груди самца, после чего глянула на монитор жизненных показателей и удовлетворенно потрепала пациента за целую ротовую перепонку.
Сын Грозы медленно приоткрыл глаз…
Первыми нахлынули запахи, смутно знакомые и столь едкие, что от них нестерпимо зачесалось где-то в центре мозга. И ощущение собственного тела — ватного, тяжелого, непослушного. Следующими до сознания достучались звуки. Похоже, кто-то звал Сумрака по имени, но различить точно не представлялось возможным. Потом в глаза ударил свет, заставив немедленно зажмуриться вновь — слишком ярко…
— …братан, давай, скажи что-нибудь!
— Да погоди ты, дай ему в себя прийти!
— Он слышит?
— Сейчас все услышит и увидит, не пугай…
Сумрак еще раз предпринял попытку разлепить веки. Удалось. Самец вновь увидел ослепительный свет и два смутных силуэта… Хотел прикрыть лицо рукой, но не сумел ее поднять… Кашлянул… Снова потянул воздух…
Что-то было не в порядке. Но, что именно, он никак не мог понять.
Медленно и нехотя мозг опознал напарника. Да, впереди определенно маячило лицо Кошмарика… Пока еще размытое, в размазанном ореоле тепловых потоков, но, все же, узнаваемое. И запах тоже был его… Только более резкий, чем всегда. Слишком резкий.