В Дорне впервые выпал снег.
— Всё куёшь, — то ли спросила, то ли просто заметила Элис. Она провела кончиками пальцев по чёрной от сажи резной рукоятке гончарного инструмента — другого не сыскали — и под ногтями тут же появились тёмные коёмочки. Такие у могильщиков. — Мне поговорить с Вэль?
Этого вопроса Джон боялся. Но страх теперь лишь ледянил промёрзшие души, и лорд-командующий закачал головой. Отросшие кудри рассыпались по широким плечам.
— Не надо, моя леди.
В воздухе повисло молчание. Жалобно трещали, извиваясь, язычки гаснущего огня. Элис тяжело дышала, закусив нижнюю губу.
— Ты читал предание о…
— Ниссе-Ниссе? Да.
— Тогда ты должен понимать, — она устало облокотилась о деревянный стол, чуть не упав от бессилия. Джон ринулся помогать, но леди выставила руку в жесте спокойствия. — Я ношу ребёнка, мой король.
Сноу захотелось загореться так же, как горел хворост в очаге. Ему захотелось умереть, рассыпаться на прозрачные льдинки, как упыри от валирийской стали, превратиться в пыль. Но умирать означало сдаться, а мир не должен истекать кровью лишь потому, что бастарду из Винтерфелла моментно захотелось исчезнуть.
Джон желал повелительно закричать, но получилось лишь хрипро молвить:
— Ты должна есть больше. Я прикажу сегодня же зарезать корову. Сколько месяцев?
Элис молчала, накрыв живот в защищающем жесте. В темноте кузнецы она походила на статую в крипте, безжизненно-гордую. От воспоминаний о доме в сердце жалобно заболело. Каменные стены Винтерфелла, истекающие горячими слезами подземных источников, гулкий стук лошадинных копыт, запах смолы и дымка над озером — разве можно было забыть столицу Севера? Но страдать сейчас было, что водить мечом по открытой ране, поэтому Сноу отогнал мысли, позвав по имени свою подругу.
Карстарк — именно Карстарк, а не Теннон — встряхнула древесными кудрями, нахмурилась и как-то странно взглянула сквозь засаленные стены кузнецы. В её тёмных зрачках полыхал огонь.
— Два, два месяца.
И Джона пробило на слёзы.
Светозарый должен полыхать.
Легендарный меч был создан Азор Ахаем для того, чтобы освещать и плавить вековой снег, разгонять сгуствишийся мрак. От одного лишь взгляда — интересно, твари умеют глядеть? — Иные разбегались по сторонам, вязли в мокрой земле, и даже бури не спасли бы их от смерти.
Меч Джона отливал блеском снега, но не загорался. «Метафора», — думалось королю Севера, пока он шёл, стараясь разглядеть сквозь пелену вьюги хоть что-нибудь. Или не метафора? Он слыхал о Берике Дондаррионе, может, всё-таки он избран богами?
Но на раздумья не было времени: ветер бил наотмашь по лицу, путаясь в волосах. Ноги топли в белёсой массе, они потеряли в завесе двух бойцов Ночного Дозора. Когда рог прозвучал три раза, ходоки кинулись с неистовой жестокостью на огромный отряд. Джон Сноу занёс меч над одним из упырей, и тот рассыпался. Как рассыпался и меч, так и не сумев зажечься.
Элис встречала их у ворот. Её живот заметно вырос, но объемные меха на платьях могли скрыть округлости тела. Приложив руки к груди, леди тяжело дышала, глотая морозный воздух ртом, а потом кинулась Сигорну на шею, завидив его, храмающего, подле Скорбного Эдда.
— Ранило, — проронил вождь одичалых, робко обнимая свою жену. — Повылазили твари. Светозарый-то не зажёгся.
— В нём нет тепла, — шепнула Элис достаточно громко для того, чтобы Джон её услышал. И он услышал. — Ковать-то дольше надо.
— Надо, — кивнул Сигорн. — Пойду ногу перевяжу, моя южанка.
Джон наблюдал за тем, как Сигорн, облокотившись о плечо Эдда, волочился до Замка, чертыхаясь направо и налево. Его жена шагала рядом, непременно обещая за него помолиться и рассказывая о новых прибытиях из Простора — родня Маргери Тирелл оказалась сочувствующей и щедрой, теперь на Стене будет лук и сыр, а в северные города уже отправили повозки с хлебом, маслом и какое-какими травами. Джон слышал слова, но их смысл доходил до сознания с опозданием. Все мысли были о Элис. И о Светозаром.
Она навестила его глубокой ночью на третий день. Снежные шторма всё усиливались, сметая на своём пути деревья, занося убогие лачуги одичалых, а ветра штурмовали стены Чёрного Замка, нещадно точа камень. Вьюга беснилась и исходилась вьющимя львоящером, как на гербе у Ридов.