Глава 12
Я думала, Морозов начнет приставать с расспросами или, что хуже, будет подкалывать и учить жизни. Морально готовилась послать его лесом и уйти из этого ресторана. Но нет, сидит молча напротив меня, трескает стейк и довольно жмурится. Кому-то и правда нужно слишком мало для счастья!
Из головы не выходит разговор с мамой. Мне не стоило ей звонить. Чем меньше будем общаться, тем лучше. Какая разница, зачем на самом деле бугай тут ошивается? Мама его послала или нет? Я сама по себе, и завтра, наконец, приезжает папа!
— Ты есть будешь? Я, что, зря заказывал? — В голосе Морозова слышны непривычные нотки обиды. Ему правда важно, поела я или нет?
— Я не просила мне ничего приносить. Можешь сам съесть эту пасту!
— Ты такая злая, потому что ешь мало. Знаешь анекдот? «Дамочка, отойдите от клетки. Этот стервятник питается исключительно стервами». Не будь злой. Поешь.
— Саш, тебе в детстве не дарили игрушек? Ну, там, солдатики, машинки, в Play Station не играл? У богатых мальчиков должны быть другие развлечения, чем доставать девочек!
— У меня много развлечений, Вика. Хочешь, вечером потусим вместе? У знакомых вечеринка за городом, там огромный бассейн с сауной. Давно не парилась?
С тобой — без остановки!
— Не люблю бани и сауны. Плавать тоже не фанат. Так что давай, Морозов, парься без меня. И доедай тоже без меня. Приятного!
Встаю из-за стола, забираю телефон обратно в сумку. Так, вроде ничего не оставила, до метро тут не слишком далеко, и, несмотря на зверский мороз, сильно замерзнуть я не должна. Бугай спокойно продолжает жевать мясо. Не пытается не то что меня остановить, даже попрощаться не хочет. Это к лучшему! Пока иду к гардеробу, успеваю ответить по телефону дяде Володе, что у меня все нормально и что завтра поеду папу встречать в аэропорт, а потом еще и Скалкиной написала в мессенджер. Приятно, что Тома не забывает обо мне.
Гардеробщик выжидающе смотрит на меня, а я вот-вот начну ругаться. Причем вслух. Бугай! Бреду обратно в зал, чтобы забрать свой номерок… Так, а где Морозов? Он же тут сидел! Куда мог деться?
— Отлить ходил. Тебе куртку не дали? — Слышу за спиной довольный голос. — Ну пошли.
На столе не замечаю уже тарелок с едой, похоже, Морозов, ускорился после того, как я ушла. Уже у выхода из зала обслуживающий нас официант вручает парню фирменный пакет. Не наелся и еще в дорогу заказал? Он мог!
И только в машине, куда Морозов меня отвел чуть ли не под руку, оказывается, что еду завернули мне, те самые спагетти «Болоньезе», которые я отказалась есть.
— Дома у себя разогреешь и съешь. — Он выводит машину на Тверскую, и мы становимся в пробку. — Навигатор показывает два часа в пути. Все забито. Перед Новым годом здесь всегда так.
— Я тогда на метро. Точно быстрее доберусь.
Морозов не спорит со мной, только куда-то нажимает, и я слышу тихий щелчок.
— Это чтобы ты не дурила и не пыталась на ходу выпрыгнуть. Едем вместе. Тебе от метро еще добираться минут двадцать.
Он делает громче радио, музыка врывается в салон, но я стараюсь не вслушиваться в тот бред, что несет какой-то пацан, возомнивший себя рэпером. Прикрываю глаза в надежде хоть как-то абстрагироваться от происходящего. Вот денек! Хотя когда дни были другими, если в них врывался Морозов? Только такими и бывают!
В машине тепло и уютно, бугай, видимо, что-то понял, потому что без моей просьбы переключил на что-то более спокойное и инструментальное. Музыка, если, конечно, она настоящая, всегда скажет больше, чем слова. Я мечтала о музыкалке, но мама отправила меня в балет. Впрочем, не жалею.
— Мои развелись несколько лет назад, но меня так не бомбило, как тебя, Вик, — прерывает молчание Морозов. — Хотя я подростком был.
Мне совершенно не хочется слушать, что там происходило в его семье, поэтому просто отворачиваюсь к окну и бездумно смотрю на пролетающие мимо дома. Мы давно выбрались из центра, сейчас пробок нет, и Морозов не стесняется, выжимая педаль газа.
— Я батю не узнал, когда он весной из командировки вернулся. Ну когда банк купил, где мать твоя работала. Не понял сначала, что происходит. Он как под кайфом ходил несколько дней.
— Мне зарыдать от умиления? Ты никак понять очевидного не можешь?! Мне плевать!
— А чего так бесишься, если плевать?
Я замолкаю, потому что ничем хорошим этот разговор закончиться не может. Ничего не хочу знать об их отношениях. А в ушах мамин голос. Уставший и какой-то сломленный. Кто-то, может, и ходил как под кайфом от радости, но мама явно несчастлива. Довольные люди так не говорят.