— Дамы, как всегда, вперед!
Он подошел к левой чаше, картинно медленно протянул руку, замер на доли мгновения, а затем все-таки выбрал один из обрывков бумаги. Все затаили дыхание. Капитолиец долго, мучительно долго разворачивал сверток, а развернув, довольно улыбнулся:
— И первым трибутом Седьмого дистрикта становится… Люси Трейн!
Взгляд Алека невольно метнулся к голубоглазой блондинке — однокласснице Изабель, которая, явно ошеломленная тем, что выпало ее имя, несколько замешкалась, прежде чем направиться к постаменту, где встала слева от капитолийца, решившего ее судьбу.
— А теперь мальчики! — восторженно, будто ребенок, дорвавшийся до сладостей, воскликнул тот, тут же направившись к правой чаше.
Здесь он, не долго раздумывая, ухватил сверток из самого центра, и быстро развернул, но вдруг замер с распахнутым ртом, вглядываясь в написанное.
— Вот это да. Итак, второй трибут Седьмого дистрикта… Максвелл Лайтвуд!
Над площадью повисла тишина. Краем глаза Алек заметил, как резко побледнела и начала медленно сползать на пол мать, а отец, с широко распахнутыми то ли от удивления, то ли от ужаса глазами, едва успел подхватить ее.
— Есть доброволец! — раздался громкий уверенный голос.
Лишь когда лица всех, буквально всех на площади обратились к нему, а его собственное лицо вдруг появилось на экранах, Алек понял, что это сказал он.
***
Капитолий сверкал, блестел и горел всеми цветами радуги. На столицу давно опустилась ночь, но то тут то там то и дело раздавался грохот очередного фейерверка, а толпы, буквально толпы людей высыпали на улицы.
Алек отстраненно наблюдал за этой вакханалией с балкона. Последние несколько дней слились в калейдоскоп ярких, будто пятна масляной краски, событий, и сейчас, в редкую минутку покоя, у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями.
Он плохо помнил конец Жатвы. Объявление Флором — как оказалось, именно так звали их сопровождающего — его и Люси трибутами, гомон толпы, а потом Алек очнулся уже в одиночестве в пустой комнате, предназначенной для свиданий перед отправкой трибутов. Не успел он осмотреться, внутрь влетел Макс, который тут же повис у него на шее, сбивчиво что-то тараторя, прося прощения и то и дело хлюпая носом, в попытке скрыть слезы, уже затопившие глаза. Следом, мягко ступая по пышному ковру, вошла Изабель, практически бесшумно прикрыв за собой дверь.
— Родителей не пустили, — ответила на так и не заданный вопрос она, подходя ближе, чтобы притянуть братьев в объятья.
Алек прикрыл глаза, жадно вдыхая аромат духов сестры. От Изабель пахло сосной и малиной. Ему всегда было интересно, где сестра добывала эти духи в Седьмом дистрикте, в котором любой предмет роскоши, сделанный не из дерева, был на вес золота.
— Постарайся выжить, братишка, — так же спокойно попросила Изабель минутой спустя, когда пара миротворцев приказала им уйти.
Не успел он перевести дух, дверь снова распахнулась, но на пороге показались не родители, которых Алек все еще ждал.
— Это подстава, Алек, — вместо приветствия заявила белокурая девушка.
— Лидия? — удивился он. — Что ты делаешь?
— Нет, что ты делаешь! — возмущенно ткнула в него пальцем девушка. — У нас план! Свадьба, твой пост в Доме Правосудия, мое избрание мэром… А ты все уничтожил, вызвавшись добровольцем на проклятые игры!
Тут в яростном тоне Лидии послышались хорошо знакомые Алеку, тщательно сдерживаемые слезы, и он недолго думая, притянул свою, уже наверняка бывшую, невесту ближе, позволяя той тихо всплакнуть в его рубашку.
— Ты станешь мэром и без меня, Лидия, — с легким укором заметил Алек.
— Чего это будет мне стоит? — пробурчала та. — Может, я проклята, Алек? Сначала Джон, теперь ты?..
— Не думай об этом, — одернул ее Алек, как делал всегда, стоило Лидии вспомнить о первом муже, погибшем на играх, спустя два месяца после их ранней даже по меркам дистрикта свадьбы.
— О, я тебе кое-что принесла, — отстранившись, пробормотала она, шаря по карманам. Спустя мгновение она вытащила на свет хорошо знакомый Алеку браслет. — Леди Пи просила отдать его тебе. Это ведь Алины, да?
Алек осторожно взял браслет, бегло пробежавшись пальцами по острым граням камня и темно-бурым пятнам, раскрасившим кожу и дерево, что он когда-то — теперь казалось, что целую жизнь назад, — использовал для этого браслета.
— Это был подарок, — кивнул Алек, наконец пряча его в карман. — Спасибо.
Вместо ответа Лидия грустно улыбнулась и мягко сжала его ладонь, а спустя мгновение Алек снова остался один.
Сколько прошло времени между этим свиданием и отправлением поезда — для него оставалось загадкой. Другим ярким пятном был завтрак утром следующего дня. Флор в не менее разноцветном, чем накануне наряде радостно приветствовал Алека, стоило тому зайти в комнату. При этом он даже не перестал жевать и размахивать гигантским десертом, зажатым в правой руке. Его родители также были тут — застегнутые на все пуговки, собранные, без каких-либо напоминаний о вчерашней эмоциональной встряске. Отец молча встал из-за стола и коротко обнял Алека, оставив того совершенно растерянным — подобное участие определенно не было для Роберта в порядке вещей, а вот Мариз, казалось, вот-вот расплачется.
— Алек, я… — начала было она.
— Я сделал то, что должен был. Ради семьи, — резко перебил ее Алек. — Обсудим мои шансы.
— Они не так плохи, как можно было бы подумать, — тут же взял слово отец. — Ты силен, красив, из знаменитой семьи — Капитолий любит подобные истории. Мы можем сыграть на этом и завоевать спонсоров.
— А Арена?
— Я затрудняюсь назвать оружие, с которым ты не справишься, — добавила Мариз. — Мы можем это сделать. Мы можем провести тебя через игры.
Самоуверенность ее тона почему-то здорово разозлила Алека:
— А как же Люси? — полюбопытствовал он. — Твой второй трибут? Ее ты сможешь провести через игры?
— Алек, — устало протянула Мариз.
— А Алина? Ей ты тоже это говорила? — слова сами вырывались из его рта. Алеку было плевать, что Флор смотрел на него восхищенно-жадным взглядом, будто оценивал призового скакуна, а отец стыдливо отводил глаза.
— Да, говорила! У нее были шансы выиграть! Но она была слишком доверчива, чтобы выжить! — вдруг закричала в ответ Мариз, вскочив на ноги. — Поговорим, когда перестанешь себя жалеть и сможешь рассуждать трезво! — она резко вышла из вагона.
— Пожалуй, я тоже пойду, отдохну, — пробормотал молчавший до сих пор Флор, с трудом поднимаясь со стула. — Последний бисквит был определенно лишним.
Когда Алек остался с отцом наедине, тот поднял голову и проговорил:
— Я помню их всех.
— Что? — не понял его Алек.
— Трибутов. Всех, кого тренировал. Всех, кто погиб. Я помню их имена. Сколько им было лет. Что они любили. В мой первый набор была девочка Констанция — милое дитя с куцыми косичками, — пояснил Роберт. — Ей было двенадцать. Я знал, что она умрет, едва окажется на Арене. И она это знала. Я сделал ставку на ее напарника. И она сделала все, чтобы тот продержался как можно дольше.
— Отец…
— Восемь лет назад трибутом стал младший брат моего друга, погибшего на Арене за год до того, как трибутом стал я, — продолжил Роберт. — И его я спасти тоже не смог. Я не допущу, чтобы имя моего сына дополнило этот список. Уверен, Мариз, тоже.
Повисла неловкая тишина, которую разрушила своим появлением Люси.
Громкий гогот и свист очередного салюта заставил Алека вынырнуть из своих раздумий и оглядеться по сторонам. На улицах все еще возбужденно шумели. Для капитолийцев игры — долгожданный любимый праздник, которого они ждут, как другие — своего девятнадцатилетия. Потому что больше никаких игр. Тебе исполняется девятнадцать — и исчезает угроза смертной казни, искусно замаскированной под яркое шоу. Ты становишься свободным. Относительно, конечно. Но все же. Теперь его свобода под большим вопросом.