Первосвященник насупил брови. На лице явилась суровая, непреклонная, упрямая дерзость. Он оперся обеими руками о костяной посох и замер в ожидании, окруженный городскими и храмовыми чинами, изумляя и возмущая народ, который полагал, что первосвященнику пристало бы спуститься и смиренно поклониться Победоносцу у подножия паперти.
– Крохабенна! Крохабенна! – настойчиво кликали снизу.
Но Крохабенна даже не дрогнул. Он смотрел прямо перед собой из-под седых кустистых бровей, и лишь по мере того, как призывы делались требовательны, по мере того, как в них стала звучать ярость, на губах первосвященника все явственней проступала высокомерная, язвительная усмешка.
– Крохабенна! Ступай вниз и поклонись Победоносцу, которого я привел!
Перед стариком вырос Элем в алом облачении, надетом еще вчера. Не иначе как повелительным жестом указывал Элем на площадь, где кишел народ.
– Ко мне обращаются «ваше высочество», – ответил старик. – Я первосвященник, повелевающий всему народу лунному!
Черные глаза монаха полыхнули лютой яростью.
– Ты уже никто! – выкрикнул он. – Отныне здесь повелевает Победоносец и те, кто ему служит!
– Пока я не отрекся, я остаюсь, кем был, – отчеканил Крохабенна. – И пока Победоносец твой не взошел еще на паперть, я успею приказать, чтобы тебя заковали в цепи и бросили в темницу вместе с твоими пустосвятами, которые нарушили обет и без моего позволения покинули Полярную страну.
Элем побагровел, на висках вздулись синие жилки.
– Я ни в чьих позволениях не нуждаюсь! – задыхаясь от бешенства, выкрикнул он. – И никому здесь не подлежу! Не то, что ты, любому шерну холоп на подхвате!
А Победоносец уже поднимался на паперть. И Крохабенна, не отвечая на брань, отстранил монаха рукой и выпрямился лицом к лицу с диковинным пришельцем.
Марк остановился несколькими ступеньками ниже, посмотрел на старика, счастливо и светло улыбнулся и приветственно протянул руку. Но старик не улыбнулся в ответ, руки не подал, даже не кивнул, хотя все вокруг него попадали ниц.
Несколько мгновений Крохабенна в упор глядел на пришельца и наконец заговорил:
– Здравствуй, кто бы ты ни был, приведенный сюда волей народа!
– Я сам пришел, по собственной воле, – ответил Марк. И вдруг понял: шутки кончились.
Крохабенна едва заметно склонил голову:
– По мне, так тебя сюда привела воля народа, который семь веков ждал Победоносца и ныне назвал тебя этим именем.
– Я еще не Победоносец, но, видя, что тут у вас творится, хотел бы стать им.
– Ты уже Победоносец, о владыка! – вмешался Элем. – Ты стал Победоносцем, едва стопы твои коснулись Луны!
Крохабенна нахмурился и, словно речей соперника не было, продолжил:
– А у тебя и нет другого выхода, раз уж ты явился и разрушил то, что разрушил.
Марк хотел ответить, но старик первосвященник поднял руку, как бы повелевая молчать.
– Не ведаю, откуда ты прибыл, как прибыл и зачем прибыл, – продолжал он свое. – Но вижу, что ты удался ростом и, наверное, силой тоже. Верши отныне то, что нам не по силам было вершить, если таково твое желание. И если ты впрямь прибыл с Земли, если правда, что семьсот лет назад похожий на тебя человек переселил сюда людское племя с той великой звезды, где людям, как твердит молва, жилось полегче, то знай: отныне долг твой – искупить вопиющую к небу вину своего предшественника, избавить нас от бед, на которые мы обречены, вот уж скоро восьмой век пойдет. До сего дня нас поддерживала надежда на пришествие Победоносца. В этом самом храме, у порога которого я тебя приветствую, я всякий день ободрял народ словами об этом пришествии. Помни: отныне у народа нет надежды, поскольку ты взялся воплотить ее в явь.
Далеко не все расслышали слова Крохабенны. Но кто расслышал, встретили непонятные, явно еретические речи святейшего владыки громким ропотом, однако тот и бровью не повел. Речи, которые еще вчера ему самому показались бы устрашающими до непроизносимости, ныне выговаривались четко и ясно. На удивление народу, которому он постоянно внушал благодарность Старому Человеку за то, что привел людей на Луну, и на удивление, казалось бы, тому самому Победоносцу, о котором всякий день возвещал, что явится он во славе, а все вокруг, радуясь сердцем, склонятся перед ним до земли
– Не ведаю, воистину ли так было обещано, – чеканил он, и голос его звенел и наливался силой, сотрясая крохотную грудь. – Не ведаю, именно ли ты был обещан, хотя все наши книги говорят о таком обещании, но зрю: вот ты пришел. И поэтому говорю тебе еще раз: ты обязан совершить то, о чем от великих скорбей мечтали мы все эти века. А если тебя на это не достанет – воистину, и для нас и для самого тебя было бы лучше, чтобы нога твоя вовек на Луну не ступила, ибо пребудешь от нас в отчаянье проклят.