Наступит минута, когда он проклянет мать, которая дала ему жизнь. Не имея возможности ни с кем разговаривать, он забудет человеческую речь. Когда ему будет плохо, никто не утешит, никто не поможет ни в чем. А если он заболеет, то у его постели будет стоять издевательский призрак голодной смерти. Тогда даже собаки, более счастливые, чем он, потому что смогут плодиться и добывать пропитание, оставят своего хозяина, неспособного отдавать им приказания. Может быть, только один пес, который будет ему постоянным спутником и другом за неимением человека, останется дольше других до тех пор, пока, испуганный полными последней тоски глазами мертвого человека, не начнет выть, отчаянно и страшно. Другие, уже одичавшие псы, сбегутся на этот вой и… устроят себе трапезу из еще теплого трупа последнего человека на Луне.
Он еще долго говорил, рисуя всевозможные ужасные картины несчастий, на которые Том обречен после нашей смерти, и я — прости меня, Боже! — помогал ему мучить несчастную женщину и убеждать ее, что ради Тома она должна выбрать одного из нас…
Марта слушала все это, не отвечая ни словом. Только на ее лице, вначале задумчивом, поочередно менялись страх, отчаяние, подавленность, смирение.
С юга уже слышались первые, далекие раскаты грома надвигающейся грозы… Марта сидела молча.
Наконец мы закончили, и Петр снова спросил ее, согласна ли она выйти замуж за одного из нас, но она, казалось, ничего не слышит. Только когда он повторил вопрос, она вздрогнула и подняла голову, как будто пробудившись ото сна. Она посмотрела на нас, а потом глухо сказала, с трудом выдавливая из себя слова:
— Я знаю, не о Томе вы заботитесь, но это все равно… Вы правы… Для Тома… ради него… я сделаю… все…
Она судорожно вздохнула и замолчала.
— Браво! — воскликнул Петр. — Это разумно! Так что ж, — добавил он, наклоняясь над ней, — которого из нас ты предпочитаешь?
Я стоял в стороне и смотрел на Марту. Она отпрянула, как бы охваченная внезапным отвращением, но взяла себя в руки в ту же минуту и посмотрела на нас. И снова, снова, уже в который раз, мне показалось, что ее взгляд на секунду остановился на мне, взгляд бедной, жалкой, молящей о спасении лани.
Вся кровь, отхлынув от сердца, ударила мне в голову.
Петр тоже, видимо, заметил ее взгляд, потому что внезапно побледнел и повернулся ко мне со страшно напряженным видом.
В эту минуту у Марты вырвался громкий, долго сдерживаемый плач. Она бросилась на землю, рыдая и отчаянно взывая:
— Томаш мой! Томаш! Дорогой мой, любимый Томаш!
Она звала умершего, как будто он мог спасти ее от живых.
Петр стал терять терпение.
— Все, больше ждать нечего, — заявил он. — Будем тянуть жребий.
Я еще пытался сопротивляться. Мне было душно и жутко. Тучи уже заволокли полнеба, над морем сверкали ослепляющие молнии. Маленький Том, видя, что мать плачет, заплакал тоже.
Я сделал шаг к Марте.
— Марта… Марта, — повторил я, коснувшись ее плеча.
— Убирайся прочь! — закричала она. — Вы противны мне оба!..
— Давай тянуть жребий, — налегал Петр.
Я обернулся. Он стоял за мной, держа в стиснутой руке два конца носового платка.
— Кто вытянет узелок, тот возьмет ее, — он кивнул головой в сторону лежащей на земле женщины.
Со мной происходило что-то страшное. В голове была удивительная ясность, я был даже спокоен, только не хватало дыхания, как будто мне на грудь навалили гору камней. Я смотрел на два угла платка, торчащих из ладони Петра, и вначале мой взгляд остановился на том, который был чуть порван в одном месте… Но потом мне вспомнилась другая сцена, на Море Имбриум, где мы так же собирались тянуть жребий — о смерти… как теперь —…о любви!
Петр терял терпение.
— Тяни! — закричал он.
Я посмотрел на него. Лицо у него судорожно скривилось, глаза настойчиво смотрели на меня. Внезапно я понял все. Если жребий вытяну я, мне придется немедленно убить этого человека, так как в противном случае он убьет меня. Невольно я сунул руку в карман, ища оружие. Но потом мне пришло в голову, что с таким же успехом жребий может достаться Петру. И что тогда? Достаточно ли у меня сил, чтобы отказаться от любимой женщины, зная, что все решил простой случай? Не взбунтуюсь ли я когда-нибудь против этого?
Капли пота выступили у меня на лбу.
Если бы я знал, что Марта предпочитает меня, что она расположена ко мне хоть чуточку больше, чем к Петру, я не стал бы тянуть жребий…
Но как же…
Ведь она же сказала минуту назад: противны оба… Оба!..
Должен ли я совершить насилие и убить этого человека… или надо смириться с судьбой?..