Фима проснулся, когда эшелон, не останавливаясь, проходил Харьков, снова временно ставший столицей освобожденной части Украины. Фима увидел в окошко силуэт знаменитого здания Госпрома, ставшего символом города, и зияющий незастекленными оконными проемами Дом проектов — первое в Украине высотное по тогдашним меркам здание, построенное в стиле американских небоскребов. Эти здания стояли на небольшой возвышенности, под западным склоном которой находилась одноэтажная слободка Павловка, и Фима явственно увидел тот павловский дворик, где прошло его детство, увидел отца, мать, брата в летний солнечный день, зелень садов, окружавших небольшие домишки. Потом видение исчезло, и Фиму охватила грусть: он понял, что возврата в эту показанную ему на мгновение жизнь больше не будет. Все будет другим, если оно для него вообще будет, а лучшим или худшим — покажет время. А пока его поезд промчался мимо разрушенного привокзального моста через весь веер железнодорожных путей, соединявшего центр города с западным пригородом — Холодной Горой, и вскоре повернул на юго-запад к Полтаве и Днепру. Так что ни о каком Турецком фронте не могло быть и речи.
Недавно, «листая старую тетрадь» нерасстрелянного генерала, командовавшего воинскими соединениями, освободившими Харьков за месяц до того момента, когда его проезжал в своем эшелоне Фима (я не называю имен красных генералов, потому что они уже очень много написали сами о себе в свое оправдание и восхваление, да и «военные писатели» внесли свой весомый вклад в генеральские мифы. Я же рассказываю о солдате, не нуждающемся ни в оправдании, ни в восхвалении, ни в мифах, а только в правде и доброй памяти), я прочитал в этой «тетради» о том, что в городе к моменту его освобождения осталось всего 190 тысяч человек, погибло же «по далеко не полным данным в концлагерях свыше 60 тысяч харьковчан, более 150 тысяч были вывезены в Германию» и что «немцы дочиста ограбили город».
Я попытаюсь дополнить информацию, содержащуюся в записках генерала, такой вот исторической справкой: Харьков был первым крупным городом, в котором эвакуация предприятий и «особо ценных» людей была завершена полностью до сдачи города немцам, и партийные и прочие «органы» города и области имели указание превратить эту часть Слобожанщины в «выжженную землю», что эти подонки и осуществили. Один из них — главный местный партийный бонза — радостно доносил в Москву, что из Харькова полностью вывезены все продовольственные запасы, но в городе оставалось 450 тысяч мирных жителей. Именно красными были взорваны и сожжены многие заводские и гражданские здания, мосты, коммуникации. Чудом уцелел Госпром — заложенной в него взрывчатки оказалось недостаточно, чтобы разрушить сверхпрочный железобетон. Город остался без еды и воды. Среди «забытых» в нем «советских людей» были и обитатели психоневрологических клиник и прочие тяжелобольные, дети-сироты в детских интернатах и т. п. Больных европейские цивилизаторы расстреляли вместе с еврейскими женщинами, детьми и стариками (мужчины-евреи призывного возраста были призваны в армию и в большинстве своем погибли весной 42-го в Харьковском котле), а из детского интерната устроили цех по добыче детской крови для спасения жизней раненых доблестных солдат гуманного вермахта. «Стратегия» выжженной земли в 41-м была ярким проявлением советского казенно-патриотического идиотизма. Дело в том, что немецкая армия с 41-го года и по день освобождения Харькова ни в каком местном продовольствии не нуждалась — на нее работало сельское хозяйство всей оккупированной Европы, а образованный советскими «органами» очередной голодомор на оставляемых врагу украинских землях привел к тому, что массы голодающего населения стремились любым способом служить немцам за скудную пайку, и мобилизация молодежи на рабский труд в Германию зачастую не вызывала протеста у населения, так как в этом случае, во-первых, родители надеялись, что их дети не умрут в «культурной» Германии от голода, а во-вторых, остающиеся в Харькове семьи молодых остарбайтеров обоего пола получали продуктовый паек.
Ну а что касается «прощального» тотального разграбления Харькова отступающими немцами, то тут наш генерал, может быть, и прав, судя по гимну выжженной земле и организованному воровству, прозвучавшему в мемуарах Манштейна. Одним словом, повторялась в Украине ситуация, описанная известной формулой времени Гражданской войны: «Красные пришли — грабят, белые пришли — грабят», только вместо «белых» на сей раз были тевтонские сверхчеловеки. В общем выжигали Украину все, кому не лень!