Две последние машины казались призраками – белые на белом.
Прицел следовал за “мерседесом”.
Заднее окно закрыто белой занавеской.
Палец чуть прижал спусковой крючок. Отпустил.
Взял чуть выше.
Автомобильные колеса бешено крутились. Из-под них летели комья снега.
Снова он прижал пальцем спусковой крючок. И снова отпустил.
Он не до конца понимал цель. Где она? Этот белый вихрь? Или этот? Или следующий?
Ему казалось, что он чувствует напряжение, исходящее от Астафьева. На его месте Плетнев бы уже заорал: “Ну стреляй же!!! Чего ты ждешь?!”
Он замер, превратившись в продолжение винтовки. Палец надавил на спусковой крючок.
Выстрел!
Выстрел!
Выстрел!
Кортеж прибавил ходу, рискуя слететь на повороте с заснеженного полотна шоссе.
И скрылся.
А эхо еще долго и раскатисто гуляло между склонами холмов.
* * *
– Не понимаю, чего они ждут?! – говорил Амин, шагая по кабинету из угла в угол. – Они хотят потерять Афганистан? Численность войск оппозиции достигает уже сорока тысяч! На территории Пакистана создано несколько мощных плацдармов! Сам Пакистан то и дело проводит маневры на границе! И каждый раз я с ужасом жду, что они ее все-таки перейдут! В двенадцати из двадцати семи провинций страны идет война! Все наши просьбы падают, будто капли воды в раскаленный песок! Если они что-нибудь и делают, то совершенно без всякой пользы для нас! Я просил спецбатальон для своей охраны! В конце концов они перебросили его – и что? С двенадцатого ноября он торчит в Баграме! Какой смысл? Зачем он там? Я-то в Кабуле!..
Амин сел, налил стакан воды и жадно выпил.
– Нет, – мрачно сказал он, – точно… Они не простили мне Тараки. Они ждут, когда какое-нибудь из покушений окажется удачным… И меня наконец убьют…
Он снова вскочил и прошел к окну.
– Проклятые заговорщики! Эти бесконечные засады действуют мне на нервы! Мерзавцы!
– Ваш племянник уже вне опасности, – урезонивающе заметил Джандад. – Советские врачи делают чудеса. Даже здесь, в посольстве. А уж в Москве они быстро поднимут его на ноги!.. Между прочим, если б не он, пуля была бы вашей.
– Бедный парень… ладно, допустим, они его подлатают. Но я уже давно за детей боюсь! За жену! Ты же знаешь мое семейство… Дети не могут все время торчать в резиденции, верно? Меня достать не получается – за них возьмутся!
– Но ведь советские обещали обеспечить безопасность! У них огромный опыт… уж кто-кто, а кагэбэшники на этом собаку съели.
– Ох, не знаю!.. – Амин сел и подпер голову руками. – Я уже ничего не знаю!.. А чего тогда они ждут? Сами твердят, что оппозиция буквально охотится за мной, что мне следует усилить охрану, и они за это берутся… А почему тогда не переводят батальон из Баграма в Кабул?
– Ссылаются на то, что здесь негде разместиться, – ответил Джандад, пожав плечами. – Я предлагал им казармы Бала-Хисар. Они сказали, что это слишком далеко от вашей резиденции, и батальон опять окажется бесполезным.
– Советуют перебраться в Тадж-Бек, – кивнул Амин.
– Настоятельно советуют, – подтвердил Джандад. – Уж там-то обещают наладить мощную систему охраны и обороны…
Амин посмотрел ему прямо в глаза.
– Скажи, ты им веришь?
Джандад покусал ус.
– Больше да, чем нет, – ответил он после краткого молчания.
Амин хлопнул ладонями по столу.
– Все! Решено! Переезжаю!
* * *
Офицеры стояли возле БТРа и глазели на то, как “мусульманский” батальон готовится к передислокации.
АВИАБАЗА “БАГРАМ”, 17 ДЕКАБРЯ 1979 г.
Зрелище собирающегося в поход батальона вообще увлекательно. Если же батальонов три и один из них – “мусульманский”, это картина, достойная кисти и пера великих художников, потому что только великий художник способен в полной мере передать ту атмосферу суеты и бестолковщины, которая сопровождает эти сборы.
Палатки исчезли, оставив после себя серо-сизые квадраты оттаявшей травы. На головном БТРе стоял офицер. Хрипло матерясь, он призывно махал руками, подтягивая к себе технику. Пять БТРов уже стояли в колонне. Еще штук пятнадцать БТРов, пара десятков БМП, примерно столько же боевых машин десанта – БМД, десять машин технической поддержки ЗИЛ-131 и десяток крытых грузовиков ГАЗ-66 разбрелись по полю и, чудом не сталкиваясь, таскались по нему из конца в конец, как слепцы при раздаче бесплатного супа.
Вот и Шукуров куда-то помчался по высокой сухой траве, маша руками, яростно крича и, по всей видимости, имея явно невыполнимое намерение согнать это бессмысленное стадо в более или менее компактный гурт.
Солдаты переминались в стороне – кто на корточки сел, кто на бугор… галдеж, как в курятнике.
Давно уже слышался гул. Самолет вынырнул из облаков совсем низко. Скоро он уже бежал по бетону. Развернулся, подрулил поближе и встал.
Плетнев всматривался в группу вновь прибывших. Спустившись по трапу, они шагали к остаткам лагеря. На них была “песчанка”, высокие ботинки, синие меховые куртки. На головах – спецназовские кепки с козырьками…
Аникин приложил ладонь ко лбу, аки богатырь из русской сказки, и сказал:
– Ага. Вот и они.
Точно! Наши!
Они приближались, и Плетнев уже различал улыбавшиеся лица. Вот кто-то приветственно махнул рукой…
Через несколько секунд они слились воедино. Ромашов жал руку Большакову. Аникин хлопал по плечам Первухина, Епишев обнимал Астафьева, Плетнев навалился на Бежина, Зубов еще кого-то тормошил.
– Ну как?
– Яйца не поморозили?
– Во ряхи наели на афганских харчах!
– Ты не завидуй! – ответно громыхал Зубов. – Вам то же самое предстоит – сначала жрать без меры, потом срать без памяти!..
Побросали сумки на броню, расселись, закурили.
– Так что вы тут? – спросил Ромашов у Большакова.
– Да вот, видишь, собираемся, – показал Большаков на неразбериху формировавшейся колонны.
– Ну и ладушки… А с кормежкой, правда, как? А то уж мы давненько ничего на зуб не клали…
Кухня со всеми вместе таскалась по полю, ища пятый угол. Перебились сухпайками. И уже всерьез стемнело, когда наконец расселись по приписанным БТРам.
Колонна еще долго на разные лады ревела, пускала дым, стреляла выхлопами, но в конце концов все-таки стронулась и пошла в сторону Кабула.
* * *
Мосяков и Иван Иванович сели в “Волгу”.
– Двинулись наконец, – буркнул Мосяков. – Во собираются – как вор на ярмарку!.. Ладно, и на том спасибо.
Иван Иванович осторожно выруливал на бетонку.
Мосяков хмыкнул.
– Знаешь, что это?
Он кивком указал на удалявшуюся колонну.
Иван Иванович замялся.
– Ну да… передислокация батальона?
– Не-а! – по-детски возразил резидент. Он поднял указательный палец и торжествующе сказал: – Это, дорогой ты мой, троянский конь!
Иван Иванович осклабился, пару раз гыкнул и прибавил газу.
* * *
Машину качало, двигатель ревел, механик-водитель скалил зубы, часто поглядывая на Плетнева. Все шло нормально, только изредка они обгоняли заглохшие БТРы, которые “техничкам” приходилось буксировать на гибком тросе.
Солдаты дремали, кутаясь в шинели. Часа через полтора машина дернулась и встала.
Плетнев выбрался на броню. Колонна стояла где-то на окраине Кабула. Начинало светать, в сиреневом небе над пригородным кишлаком торчали дымы – прямые как палки. Голые ветки деревьев серебрились от изморози. И отовсюду летел остервенелый лай собак – чуяли они их, должно быть.
Впереди виднелся задний борт “технички”. Сзади – другой БТР.
На его броне теснились солдаты-“мусульмане”. А на обочине толклась небольшая группа местных жителей – человек шесть мужчин в халатах. Солдаты оживленно отвечали на какие-то их вопросы.
Плетнев подозвал механика-водителя.
– Ты их понимаешь? О чем они говорят?
Сержант наклонил голову, прислушиваясь, потом стал разъяснять ему, как младенцу: