Великан с головой лося остановился и прислонил к губам свой охотничий рог. Еще один мощный звук огласил равнину, затем мутант прокрутил свой рог на цепочке, охватывающей его шею, и продолжил дуть, наклонив вперед рогатую голову.
За ними шагала яростная толпа жутких тварей. Каждая из них носила на себе метку Хаоса. Многие были покрыты ранами от хлыстов. У иных были морды волка, козла или барана. У некоторых вместо рук – когтистые лапы, щупальца или костяные дубинки. У одной голова росла прямо из живота, а шея была похожа на пень. А у другой на спине был горб, на котором поблескивал мокрый рот. Их нечищенное вооружение было весьма пестрым: палицы, зазубренсабли, пики, подобранные на забытых полях сражений, Феликс с трудом подсчитал количество нападавших – где-то десятка полтора… Перевес на их стороне, с неудовольствием отметил Ягер, даже учитывая всю боевую мощь Победителя троллей.
Феликс мысленно чертыхнулся. Враги были уже слишком близко, чтобы путникам удалось убежать из Черных гор к нижним землям южной провинции Империи. С края тропинки, по которой они проходили прошлой ночью, Феликс видел огни человеческого города. Он каждый вечер мечтал о теплой постели и кружке холодного эля. Теперь же – страх пробежал по его венам, подобно ледяной воде – опять придется сражаться за свою жизнь. Невольно он испустил короткий стон.
– Хватит, человечий отпрыск. Пришло время для кровопролития! – сказал Готрек. Он выплюнул большой комок мокроты на камни под ногами и провел левой рукой по массивному рыжему хохлу, возвышавшемуся над его бритым татуированным черепом. Цепь в его носу чуть слышно позвякивала, но этот звук заглушался безумно ревущим смехом.
Покорно вздохнув, Феликс откинул свой красный плащ за широкое плечо, высвободив правую руку, и вытащил длинный меч из узорных ножен. Красноватые руны гномов покрывали всю длину лезвия.
Мутанты были уже настолько близки, что можно было услышать шлепанье их босых ног и обрывки слов, произнесенные резкими гортанными голосами. Он мог разглядеть биение зеленых сосудов в их желтоватых, пустых глазах и подсчитать, сколькими гвоздями прибиты ободья кожаных Щитов. С неохотой он поднялся из своего укрытия и приготовился к битве.
Он посмотрел на Готрека и с ужасом увидел, как камень из пращи со всей силой ударился в череп гнома. Послышался треск, и Победитель покачнулся. Страх наполнил человека: если гном упадет, то у него нет никакой надежды выстоять против орды неприятелей. Готрек наклонился, но остался стоять, а затем поднял руку и дотронулся до раны, которую оставил камень. Удивление пробежало по его лицу, когда он увидел кровь на своих пальцах – и тут же оно сменилось выражением ужасной ярости. Победитель троллей издал могучий рев и бросился на выродков.
Его отчаянное нападение не оставило им времени защищаться. Только толстый вожак успел наклониться, когда секира Феликса просвистела над его головой. Его проворство удивило Феликса. С ужасным хрустом секира вонзилась в грудь его тощего приспешника, а затем снесла голову второму нападавшему. Мощный удар разрубил кожаный щит и отсек щупальце третьему.
Не давая врагам прийти в себя, Готрек метался среди них, как смертоносный вихрь. Толстый вожак вновь удачно уклонился от гибельной секиры и отдал какой-то приказ своим подчиненным. Мутанты начали окружать гнома, держась на безопасном расстоянии от оружия Готрека.
Феликс устремился в атаку. Магический меч, который он взял у мертвого храмовника Альдреда, сиял в его руке, как волшебная палочка. Он, казалось, пел, снося головы чудищам. Руны вспыхивали ярче, когда он вскрывал им черепа так же легко, как огромный нож мясника отрезает кусок говядины. Мозги вырвались из черепов мощным всплеском. Феликс поморщился от отвращения, когда слизь попала ему на лицо, но заставил себя побороть тошноту и ударил снова. Внезапная дрожь пробежала по его руке, когда он пронзил мечом разодранную грудную клетку, воткнув его в сердце чудовищу. Он увидел, как глаза мутанта расширились от страха и боли. На бородавчатом лице проступил ужас, и умирающий пробормотал то ли проклятие, то ли молитву своему темному богу.
Рука Феликса взмокла, и ему пришлось крепче сжать пальцы, чтобы не дать мечу выскользнуть. На него внезапно напали с другой стороны. Он увернулся от удара шипастой палицы и махнул мечом вправо. Лезвие отсекло щеку похожему на барана мутанту, порвав завязки кожаного шлема. Тот сполз уродцу на глаза, моментально ослепив его. Феликс ударил его в живот носком своего тяжелого рейкландского ботинка, и противник наклонился вперед, невольно подставив шею под удар, который и обезглавил его.
Боль пронзила плечо Феликса, когда по нему скользнул удар палицы. Он вскрикнул и дернулся, стараясь овладеть собой. Во взгляде чудовища была такая дикая ненависть, что у поэта замерло сердце. Мутант поднял оружие, словно предлагая сдаться. Феликс покачал головой и ударил его по руке. Хлынула кровь. Мутант взвизгнул и отпрыгнул, сжимая руку повыше запястья и пытаясь остановить кровотечение.
Все, казалось, происходило замедленно, как во сне. Феликс обернулся и увидел Готрека, неистово размахивающего секирой. У его ног лежала груда разрубленных тел. Феликс следил, как плавный размах секиры отбрасывает изуродованное тело чудища на двух ближайших врагов. Те рухнули, сбитые с ног. А секира взвилась и опускалась кровавой дугой – подступивший Готрек разрубил их на куски.
Все понятия о человечности или сдержанности были смыты волной кровожадности, страха и ненависти. Феликс приблизился к выжившим. Быстрее языка змеи сновал его клинок, руны засияли ярче, словно бы напитались кровью. Феликс уже едва ощущал боль от ударов, еле слышал крики раненых и умирающих. Теперь он был просто машиной, призванной убивать. Он больше не задумывался о сохранении своей собственной жизни – только об уничтожении врагов.
Как стремительно все это началось, так же быстро и закончилось. Мутанты отступили, удирая со всех ног, а их толстый вожак мчался впереди всех. Феликс следил за их бегством. Проводив глазами последнего, он зло повернулся и, ослепленный жаждой убийства, начал рубить тела.
Спустя некоторое время он стал приходить в себя. Увидев, словно бы в первый раз, ужасные груды, нагроможденные им и Победителем, он согнулся пополам, и его вывернуло наизнанку.
Чистая холодная вода горной речки покраснела от крови. Феликс в глубоком оцепенении смотрел на бегущий поток и думал. Казалось, холод воды наполнил его вены. Он внезапно понял, как сильно изменился с тех пор, как сталспутником Готрека, и не был уверен, что эти перемены ему нравятся.
Он вспомнил, что чувствовал после того, как убил студента, Красснера, который сам напоролся на его меч. Этим несчастным случаем завершилась мальчишеская дуэль на задворках Альтдорфского университета. Но лезвие соскочило, и человек погиб. Феликс вспомнил недоуменное выражение на лице умирающего и свое собственное чувство страха и слезные угрызения совести. Он оборвал чужую жизнь и чувствовал себя виноватым.
Но это произошло с кем-то другим много лет назад. Потом, с того дня, когда он поклялся следовать за Победителем троллей в его обреченном поиске героической смерти, ему приходилось убивать вновь и вновь. С каждой новой смертью он чувствовал все меньше угрызений совести, с каждым новым убийством следующее казалось все легче. Ночные кошмары, некогда терзавшие его, больше не беспокоили Феликса. Чувство пустоты и опустошенности покинуло его. Словно бы Готрек заразил его своим безумием, уничтожившим все сомнения.
Когда-то, еще студентом, он изучал труды великого философа Нейштадта. Тот доказывал в своем главном труде "De Re Munde", что все живущие имеют душу. Что даже мутанты – чувствующие существа, способные на любовь и ценящие жизнь. Но теперь Феликс знал, что вычеркнет их из этого списка без размышлений. Они враги, они пытались его убить, и он не чувствовал подлинных угрызений совести за их смерть. Наверно, он стал менее чувствительным. Он спросил себя, когда же произошли эти перемены, и не смог найти ответа.