— Ты с ума сошел? — поинтересовался Готрек Гурнисон. — Ты хочешь, чтобы мы отправились с опальным князьком и его сбродом? Ты забыл, куда мы направлялись?
Феликс огляделся, стремясь убедиться, что никто не смотрит на них. Но никто не смотрел. Он и Победитель троллей потягивали пиво в темном углу лавки. Несколько выпивох навалились на грязные столы, но угрюмый взгляд гнома не давал повода для любопытства.
Феликс заговорщицки наклонился вперед.
— Но послушай, это может быть разумно. Мы собирались пройти через землю Порубежных Князей, так же как и они. И будет безопаснее, если мы пойдем вместе.
Готрек кинул на него недобрый взгляд.
— Ты думаешь, я боюсь дорожных опасностей?
Феликс покачал головой.
— Нет, я только хочу сказать, что так будет проще, нам даже могут оплатить наши услуги, если барон согласится взять нас в качестве наемников.
Готрек оживился при упоминании денег. «Все гномы скряги в душе», — подумал Феликс. Готрек, казалось, размышлял какое-то время, потом покачал головой.
— Нет, если барон сослан, значит, он совершил какое-то преступление, и он и близко не подойдет к моему золоту! — Он наклонил голову и огляделся вокруг с навязчивой осторожностью. — Это наш клад, твой и мой! В основном, конечно, мой, потому что я беру на себя большую часть сражений.
Феликс едва не рассмеялся. Не было ничего плохого в том, что гном мучается от вожделения золота.
— Готрек, мы даже не знаем, есть ли там вообще золото. Мы просто следуем словам дряхлого старателя, который утверждал, что видел потерянные сокровища Восьми Вершин Карака. Фарагрим то и дело забывал даже собственное имя.
— Фарагрим был гномом, человечий отпрыск. А гном никогда не забудет, что он видел золото. Знаешь, в чем беда твоего племени? У вас нет уважения к старшим. Среди моего племени Фарагрим пользуется уважением.
— Тогда не удивительно, что твой народ оказался в столь стесненных обстоятельствах, — сказал Феликс.
— Ты это о чем?
— Да так. Просто ответь мне, почему Фарагрим не вернулся за золотом сам? У него на это было восемнадцать лет.
— Потому что он осторожен в денежных делах.
— Скуп, ты имеешь в виду.
— Попридержи язык, человечий отпрыск! Он был искалечен стражем и больше никому не может доверять.
— Тогда почему вдруг разговорился с тобой?
— А по-твоему, я не внушаю доверия?
— Я думаю, он просто хотел избавиться от тебя, хотел, чтобы ты покинул его таверну. Мне кажется, он выдумал эту небылицу о самом большом в мире кладе, охраняемом самым большим в мире троллем, потому, что знал, что ты на это клюнешь. Он знал, что это проложит сотни верст между тобой и его пивным погребом.
Борода Готрека затряслась, он гневно встал.
— Я не такой дурак, человечий отпрыск! Фарагрим клялся бородами всех своих предков!
Феликс громко прыснул.
— И ни один гном ни разу не нарушил своей клятвы, я полагаю?
— Ну, изредка случалось, — неохотно признал Готрек. — Но этой клятве я верю.
Феликс понял, что это бесполезно. Готрек хотел верить в эту историю, и она была для него правдива.
«Он как влюбленный, — подумал Феликс. — Не видит недостатков своей любимой за стеной иллюзий, которую он возвел вокруг нее». Готрек тряхнул бородой и уставился в пространство, уйдя в раздумья об охраняемом троллем сокровище. Феликс решил разыграть свою козырную карту.
— Значит, мы никуда не пойдем? — сказал он.
— Что? — очнулся Готрек.
— Если не присоединимся к барону. Мы можем путешествовать на повозке. Ты всегда жалуешься, что у тебя болят ноги. Так вот, это — возможность устроить им отдых. Подумай об этом, — добавил он вкрадчиво. — И деньги получим, и ноги не устанут.
Готрек, казалось, еще раз задумался.
— Я вижу, мне не будет покоя, пока я не соглашусь с тобой. Я пойду с ними, но при одном условии.
— Каком?
— Не упоминай о нашем задании. Никому ни слова.
Феликс согласился. Готрек поднял вверх свои кустистые брови и испытующе поглядел на него.
— Ты думаешь, я не догадываюсь, почему ты так рвешься сопровождать барона, человечий отпрыск?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты влюбился в эту девчушку, с которой повстречался здесь, а?
— Нет, — пролепетал Феликс. — С чего ты это взял?
Готрек разразился таким громким смехом, что разбудил нескольких мирно посапывавших пьяниц.