— Все в деревне мертвы. Как мы оба и хотели, — солгала она, прекрасно понимая, что это бесполезно. Ее узорные латы сжимали ее, как тиски. Кончики пальцев болезненно докалывало от страха. Если демон пожелает, то она скоро окажется в океане страданий и боли.
— Ребенок жив, — прекрасный голос демона по-прежнему был спокоен и невыразителен.
Юстина старалась удержаться от соблазна посмотреть на него, прекрасно зная, чем это грозит. Она знала, что он уже начал искажать тело священной жертвы, придавая ему собственную форму.
Она огляделась вокруг. Две луны сияли дьявольским светом. Моррслиб, луна Хаоса, уже была полной. Мэннслиб — еще нет. Сегодня и еще две ночи сила Хаоса будет достаточно мощной для того, чтобы вызвать покровителя-демона из преисподней — из-за пределов этого мира. И достаточно сильной для того, чтобы демон мог войти в тело человека, которого они возложили на алтарь в этой глубокой лесной чаще.
Даже сквозь плотное красное облако вокруг алтаря она видела костры своих ратников, их пламя походило на теплый красный туман, окутавший ночь. Они казались крошечными звездами по сравнению с мощной аурой демона. Она услышала, как тот поднялся в воздух, и увидела кожистые складки крыльев, распахнувшихся за его спиной. Она стала рассматривать головы, которыми был украшен алтарь. Белые лица графа Кляйна и его сына Гуго смотрели на нее, пробуждая воспоминания прошлой ночи.
Старый граф был неплохим воином. Он шагнул ей навстречу во дворе своего замка, сжав шипастую палицу рукою в кольчужной перчатке. Сам он даже не успел полностью облачиться в доспехи. Граф проклял ее всеми силами ада и тьмы. Она увидела страх на его лице, когда тот разглядел толпу рогатых и клыкастых зверолюдов за ее спиной, вливающихся в разбитые ворота замка. Она почувствовала чуть ли не жалость к недоумевающему старику, который всегда ей нравился. Он был достоин смерти великого воина, и она быстро убила его.
Его сын стоял позади с белым от ужаса лицом. Развернувшись, он побежал по залитому кровью двору, где ее воины резали полусонных охранников. Она легко нагнала его, хотя черные латы отягощали ее бег.
Погоня по темному замку закончилась в спальне Гуго, где он и спрятался, как она правильно рассчитала. Но здесь все это, в конце концов, и началось. Он заперся изнутри и призвал богов защитить его. Юстина легко выбила дверь ногой, закованной в доспехи, и ворвалась внутрь, как разъяренный демон.
Комната была все такой же, как она ее запомнила. Та же самая широкая кровать занимала почти все пространство. Те же самые великолепные бретонские ковры на полу. Те же самые оленьи головы и другие охотничьи трофеи на стенах рядом с теми же знаменами и оружием. Только Гуго изменился. Его тонкое юное лицо превратилось в одутловатую рожу мужчины с дряблыми щеками. Но он сохранил детское выражение, несмотря на наполнявший его ужас. Да, он изменился. Никто не смог бы узнать его спустя столько времени, но Юстина узнала. Она никогда не могла забыть его стеклянные глаза, неотступно следившие за ней с первого дня, когда она появилась в замке, хотя это было семь лет назад.
Длинный меч внезапно появился в его бледных руках. Он поднял его дрожащими руками, но она легко выбила оружие, отшвырнув его далеко в угол. Она прижала острие своего клинка к его груди и слегка надавила. Ему пришлось отступать, пока он не наткнулся на кровать и не упал на шелковые простыни. Запах экскрементов наполнил воздух.
На его губах появились розовые пятна.
— Ты умрешь, — сказала она.
— Но почему? — прошептал он. Она сняла свой шлем, и он громко застонал, как только узнал ее — узнал ее лицо, ее длинные вьющиеся волосы.
— Потому что я предупредила тебя об этом еще семь лет назад. Помнишь? Ты тогда смеялся. Так почему ты не смеешься сейчас? — Она еще сильнее надавила на лезвие. Кровь проступила на белом атласе его рубашки. Он, защищаясь, поднял руку.
Впервые за столько лет ей на глаза навернулись горячие слезы. Она снова почувствовала горечь ненависти и злости. Она пробежала по ее венам и превратила ее лицо в неподвижную маску. Женщина нажала на лезвие, охваченная отчаянными воспоминаниями, и холодный металл пронзил плоть. Она наклонилась, пригвождая его к кровати, на которой он когда-то совершил над ней насилие. И снова шелковые простыни обагрились кровью.