Хуняди неизменно оказывался там, где грозила наибольшая опасность; обеими руками держа широкий обоюдоострый меч свой, он рубил турок и громовым голосом ободрял воинов:
— Руби их, руби, славные витязи!
Но и Михай Силади, и прочие господа славно бились в сраженье. Янош Капистрано взобрался на одну из самых высоких башен и с крестоносной хоругвью в руке громко, перекрывая шум боя, молился:
— О господи, господи! Яви нам извечное твое милосердие! Гряди, гряди, гряди нам на помощь! Не мешкай, явись и освободи тех, кого искупил ты бесценной своею кровью! Явись же, не мешкай, дабы не посмел сказать враг: так где же их бог?
Слова громогласной его молитвы подхватывали христианские воины: мучительно задыхаясь, они безумным тысячеустым криком призывали на помощь небеса. А Капистрано уже взывал к крестоносцам:
— Сражайтесь и умрите со славою за возлюбленного Иисуса нашего. Да пребудет на вас божье благословение! Будьте храбры в битве, сражайтесь бесстрашно с древним сим змием, и вы обретете небесное блаженство. Покайтесь в грехах ваших, и святейший папа дарует вам полное отпущение грехов! О сыны мои, возлюбленные венгры, о бедняки праведные, вперед, вперед на правый бой против язычников!
Ни на минуту не умолкая, перемежая слова ободрения исступленными молитвами, он сулил им вечное блаженство, а потом, словно сам не был уверен, что этого достаточно, присовокупил и обещание земных благ:
— Сражайтесь храбро, возлюбленные мои крестоносцы! Ежели победите вы язычников, все, что принесли они сюда, вашим станет!
И крестоносцы отважно, не ведая страха, чуть не отталкивая друг друга, стояли непоколебимо на стенах и, крепко сжимая косы в руках, вершили жатву смерти. Если храбрость или стойкость какого-либо отряда хоть на мгновенье ослабевала, над ним уже гремели ободряюще слова отца Яноша:
— Да не будет страха в вас, как нет его во мне! Глядите, о возлюбленные крестоносцы, грудь моя устоит против железа языческого! Кто за Иисуса нашего падет, тот не смерть примет, а обретет вечное царствие небесное!
В лице его и всем облике не видно было признаков усталости или старости: сухощавый, в коричневой монашеской сутане, он стоял, резко выделяясь на темнеющем небе с крестоносным знаменем в высоко поднятой руке, и казался небесным посланцем, принесшим на землю слово и ободрение господне. Таким и виделся он крепостным, крестоносцам, всем христианским воинам, которые глядели на него восторженно и отдавали свои жизни с фанатической верою, исполненные нечеловеческого счастья.
Сильно смеркалось, смертельная битва продолжалась уже несколько часов подряд, но ни один турок все еще не проник в крепость, — вновь и вновь неистово набегавшие людские волны скатывались со стен, будто с несокрушимой, незыблемой скалы.
Однако веры и фанатизма у турок было не меньше, нежели у христиан. Если христиане выкрикивали имя Иисуса, прося у него помощи, то турки призывали Аллаха и Магомета — глоток же у них было побольше, так что и крик звучал громче. У турок хватало воинов: стоило сокрушить, отогнать один их ряд, как на его месте уже вырастал другой и со свежими силами, упорно, ожесточенно штурмовал стены. В конце концов усталые защитники крепости не могли уже противостоять все возобновлявшимся приступам: они оставили внешнюю линию стен и, обороняясь, отступили к воротам внутренней крепости.